Вышли на улицу. Вокруг панельные пятиэтажки, стройка неподалеку. Микрорайон Москвы. Только улицы чище. Тут, наконец, подъехал месье Лангуа на своей таратайке. Мы сели в машину и поехали. Я стал объяснять, что мы хотим посмотреть Лувр, Нотр-Дам, Монмартр и Елисейские поля. Но месье Лангуа сказал, что сначала нужно заехать в общество дружбы «Франция – СССР», и там нам должны вручить презент для общества дружбы «СССР – Франция».
В обществе дружбы нас встретили улыбчивый, похожий на Пикквика учитель русского языка Жан Блюмель и чопорная дама лет под семьдесят – секретарша общества Мадлен. Блюмель сообщил, что председатель общества сейчас в Москве, и предложил нам кофе (Блюмель по-русски говорил хорошо). Мы отказались: мало времени, завтра улетаем, и хотелось бы сегодня успеть посмотреть Париж.
– Помощник советника по культуре товарищ Панибрат должен присутствовать при вручении, – сказал Блюмель. – Он уже звонил, что выезжает.
Панибрата ждали больше часа. Наконец он появился – пожилой грузный мужчина. И Блюмель от имени общества «Франция – СССР» торжественно вручил мне в качестве презента обществу «СССР – Франция» бронзовый бюст Ленина.
Бюст был очень тяжелым – килограмм двадцать пять.
Панибрат шепнул, чтобы мы не волновались: перевес оплачивает французская сторона.
Блюмель сказал короткую речь, потом Панибрат сказал короткую речь, потом я поблагодарил, а потом Блюмель нас всех пригласил на обед. Я стал от обеда отказываться, но Панибрат отвел меня в сторонку и сказал, что пойти надо:
– Если вы не пойдете, это будет для него страшным ударом. Ему выделили на обед деньги, и они с этой мадам уже навострились на халяву.
Мне показалось, что пообедать бесплатно не прочь и сам Панибрат.
– А может, вы Ленина в посольство заберете? – спросил я у советника по культуре по дороге в ресторан. – В посольстве как раз хорошо его поставить.
– Бюст этот вам вручили для общества «СССР – Франция», – сказал Панибрат. – И не вздумайте его где-нибудь забыть!
Французы обедают долго: долго изучают меню (даже если заранее знают, что будут есть), долго и придирчиво выбирают вино…
И времени на Лувр все меньше и меньше… Так мы ничего и не увидим, так и просидим в ресторане до завтра. Курить охота. Я спросил у Гали, не осталось ли у нее сигарет.
– Всего две штуки… А можно сигареты заказать? – шепотом спросила Галя у Панибрата. – Они оплатят?
– Оплатят.
Гале принесли пачку «Мальборо». Панибрат достал зажигалку, но Галя убрала сигареты в сумку:
– В ресторанах не курю.
Сыр подали без пяти три.
– Мы в Лувр успеем? – спросил я месье Лангуа, когда обед, наконец, закончился.
Лангуа посмотрел на часы и сказал, что в Лувр нет. Это долго. Можно так покататься, Париж посмотреть.
– Но только на Джоконду взглянуть! – взмолился я. – Бегом.
Ехали к Лувру минут тридцать, потом долго искали место для парковки. Наконец припарковались на соседней улице. Выскочили из машины. Месье Лангуа открыл заднюю дверцу и вытащил Ленина.
– А Ленин зачем?
– Украдут.
– Да кому он нужен?
– Париж! Арабы!
И мы побежали. Впереди, прижимая Ильича к груди, – Лангуа. Выбежали к Лувру и увидели – в Лувр стоит длиннющая очередь. Сегодня в музее бесплатный день.
– Ну, все. Не успели, – расстроился я. – Не увидел я Джоконду, и теперь уж, наверно, никогда не увижу.
Месье Лангуа посмотрел на меня, показал, чтобы мы шли за ним, и побежал вдоль очереди. Мы – за им. У входа дежурил полицейский. Месье Лангуа подбежал к нему и, тяжело дыша, стал что-то говорить. Я понял: «Канн» и «Джоконда».
– Ленин? – полицейский показал пальцем на бюст.
– Ленин.
Полицейский сплюнул сквозь зубы и отвернулся.
Делать нечего, поплелись к машине. Я хотел взять Ленина у месье Лангуа, но тот не отдал, тащил сам.
В Руан мы приехали вовремя. Перед фильмом мэр сказал речь. Потом мы посмотрели «Иваново детство», потом ответили на вопросы (Галя рассказала, что у нее трехкомнатная квартира.) Потом на приеме выпили шампанского, и мэр нам сообщил, что позвонил своему приятелю в Париж, и тот оплатил нам ночную прогулку на пароходике по Сене. С ужином. (Узнал от месье Лангуа, что нам в Париже ничего не удалось посмотреть.)
Поехали обратно. Месье Лангуа был счастлив и все расхваливал нам предстоящую поездку по Сене. Сам он по Сене никогда не катался: дорого. Но кто ездил – в восторге.
Когда подъезжали к Парижу, черт дернул Галю спросить:
– А где Ленин?
Месье Лангуа резко затормозил и выругался. В Руане, когда начался фильм, он на всякий случай перенес бюст из машины в будку механика. Там он и остался.
Развернулись. Доехали до Руана – кинотеатр заперт. Месье Лангуа побежал выяснять, где живет механик. Поехали к механику. Его не было – мама сказала, он у подруги. Где живет подруга, она не знает.
– Да бог с ним, с Лениным. Поехали – сказал я и попытался объяснить месье Лангуа, что в Москве таких бюстов – навалом. Вернусь домой, куплю такого же и отнесу в общество дружбы. В ответ месье Лангуа разразился длинной тирадой, из которой я понял, что этого Ленина поручили именно ему, месье Лангуа, и он будет заниматься им до тех пор, пока не посадит нас в самолет.
Сидим в машине, ждем. Ни о каком пароходике уже не может быть и речи.
Подошел полицейский и оштрафовал Лангуа за парковку в неположенном месте. Тот совсем расстроился.
Пошел дождь. Мы с Галей заснули, а Лангуа не спал, караулил.
Механик появился только под утро, пьяный и веселый. Поехали в кинотеатр, забрали Ленина и помчались в Париж. На автобане месье Лангуа, усталый от волнений и бессонной ночи, прозевал нужный поворот, и пока мы крутились, времени осталось только-только на то, чтобы заехать в гостиницу за вещами. Месье Лангуа разогнал свою таратайку на полную мощность – до восьмидесяти километров в час.
В аэропорт приехали впритык. Поставили машину на стоянку, я взял наши с Галей чемоданы, а месье Лангуа – Ленина и опять побежали.
У стойки регистрации «Аэрофлота» нас уже ждал Жан Блюмель. И он нам взволнованно сообщил, что произошло ужасное недоразумение – он нам чужого Ленина отдал!
– В каком смысле?
– В прямом! Этого Ленина прислали ваши для товарищей с Корсики. А для вашего общества художник Шарль Лассаль, большой друг Советского Союза, нарисовал картину «Жанна д'Арк на коне». Вот, держите! – Блюмель вручил мне небольшую картину, шестьдесят на сорок, аккуратно упакованную и обвязанную бечевкой. – Но я не виноват. Это Мадлен все напутала. Я сам удивился: Ленина русским? Зачем? Но она сказала, что так велели. Хорошо, что я вчера председателю позвонил! Ну, счастливого пути!
