— Я способен отличить нижнее белье от верхней одежды! — рявкнул Меррипен.
— Это турецкие штаны, шаровары, и вполне приличный лиф. Все женщины в клинике носят такую же одежду, когда занимаются в гимнастическом зале. Гимнастика полезна для моего здоровья, и я не собираюсь заниматься ею в платье и в корсе…
— Он ее трогал! — хрипло перебил ее Меррипен.
— Он следил за тем, чтобы я правильно выполняла упражнение.
Доктор решил осторожно подать голос, выбравшись из укрытия. В его настороженных серых глазах плясали озорные искорки.
— Это индийское упражнение. Часть разработанной мной системы по развитию силы. Все мои пациенты в обязательном порядке ежедневно выполняют эти упражнения. Пожалуйста, поверьте: в моих действиях в отношении мисс Хатауэй нет и не было ничего предосудительного. — Он замолчал и после паузы язвительно поинтересовался: — Теперь я могу чувствовать себя в безопасности?
Лео и Кэм, все еще сражающиеся с Меррипеном, одновременно воскликнули:
— Нет!
К этому времени в комнату прибежали Поппи, Беатрикс и мисс Маркс.
— Меррипен, — сказала Поппи, — доктор Харроу действительно не обижал Уин и…
— Он правда очень милый, Меррипен, — звонким голоском заговорила Беатрикс. — Даже мои животные его любят.
— Полегче, — тихо сказал Рохан на цыганском языке, так чтобы никто, кроме Кева, его не понял. — Не создавай всем проблемы.
Кев замер.
— Он трогал ее, — ответил он на родном языке, хотя и не любил на нем говорить.
И он знал, что Рохан его понял. Рохан прекрасно понимал, как трудно, даже невозможно, цыгану смириться с тем, что другой мужчина прикасается к его женщине — не важно, с какой целью.
— Она не твоя, фрал, — по-цыгански сказал ему Рохан не без сочувствия.
Медленно Кев заставил себя расслабиться.
— Можно мне уже с него слезть? — спросил Лео. — Существует только один вид физической нагрузки, которым я готов заниматься до завтрака, а это определенно не тот, что я имею в виду.
Рохан позволил Кеву подняться, но при этом одну его руку держал вывернутой за спиной.
Уин подошла к Харроу. При виде ее почти без ничего, стоящей так близко к другому мужчине, у Кева разом свело все мышцы. Он видел очертания ее ног и бедер. Вся эта семейка сошла с ума, если позволила ей в таком виде красоваться перед посторонним. Турецкие штаны… Как будто панталоны перестали быть панталонами, если их по-другому назвать.
— Я настаиваю на том, чтобы ты извинился, — сказала Уин. — Ты очень грубо вел себя с моим гостем, Меррипен.
С гостем? Кев возмущенно на нее уставился.
— В этом нет необходимости, — торопливо сказал Харроу. — Я знаю, как это все, должно быть, выглядело со стороны.
Уин гневно уставилась на Кева.
— Он возвратил мне здоровье, а ты отплатил ему этим?
— Вы сами вернули себе здоровье, — сказал Харроу. — Вы выздоровели благодаря собственным усилиям.
Взгляд Уин потеплел, когда она обратила его на доктора.
— Благодарю. — Но когда она вновь перевела взгляд на Кева, тепла в нем не было. — Ты собираешься извиняться, Меррипен?
Рохан тут же вывернул ему руку.
— Сделай это, черт тебя дери, — пробормотал Рохан. — Ради семьи.
Злобно уставившись на доктора, Кев сказал на цыганском:
— Ка кслиа ма пе тьют (Мне на тебя на…).
— Что означает, — торопливо перевел Рохан, — прошу простить за непонимание. Давайте расстанемся друзьями.
— Те малавел лес и менкива (Чтобы сдохнуть тебе от поганой болезни), — добавил Кев для пущей убедительности.
— В буквальном переводе, — сказал Рохан, — это означает следующее: «Чтобы в вашем саду было полным-полно отличных жирных ежей». Что, могу я добавить, у цыган считается благословением.
Харроу, судя по его выражению, отнесся к переводу скептически, но пробормотал:
— Я принимаю ваше извинение. Ничего страшного не произошло.
— Простите нас, — любезно сказал Рохан, по-прежнему удерживая руку Кева за его спиной. — Продолжайте завтракать, пожалуйста. У нас есть кое-какие дела. Пожалуйста, передайте Амелии, когда она встанет, что я вернусь примерно к полудню. — И он вывел Кева из комнаты. Лео последовал за ними.
Как только они вышли из номера в коридор, Рохан отпустил Кева и повернулся к нему лицом. Проведя рукой по волосам, Рохан устало спросил:
— Чего ты хотел добиться?
— Удовольствия.
— Не сомневаюсь, что удовольствие ты бы получил. Уин, однако, судя по всему, удовольствия от этого не получила.
— Почему Харроу здесь? — дрожащим от гнева голосом спросил Кев.
— Я могу ответить на этот вопрос, — сказал Лео, небрежно прислонившись плечом к стене. — Харроу хочет получше познакомиться с Хатауэями. Потому что он и моя сестра… близки.
Кев внезапно почувствовал такую тошнотную тяжесть в желудке, словно проглотил пригоршню речной гальки.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, хотя ответ знал и так. Ни один мужчина, знакомый с Уин, не мог не влюбиться в нее.
— Харроу вдовец, — сказал Лео. — Вполне приличный мужчина. Больше привязан к клинике и своим пациентам, чем к чему-либо другому. Но он человек утонченный, повидавший мир, к тому же дьявольски богат. И он коллекционирует красивые вещи. Он знаток тонких вещиц.
Каждый из присутствующих понял намек. Уин действительно была бы весомым дополнением к его коллекции.
Задать следующий вопрос было нелегко, но Кев заставил себя сделать это.
— Уин он нравится?
— Я не думаю, что Уин знает, какая часть того, что она чувствует к нему, является благодарностью, а какая настоящей привязанностью. — Лео многозначительно посмотрел на Кева. — И есть еще целый ряд неразрешенных вопросов, на которые она должна сама найти ответ.
— Я поговорю с ней.
— Я бы на твоем месте не стал делать этого прямо сейчас. Подождал бы по крайней мере до тех пор, пока она не остынет. Она на тебя сильно рассержена.
— За что? — спросил Кев, гадая, не призналась ли Уин брату в том, что произошло прошлой ночью.
— За что? — Лео скривил губы. — Выбор настолько богат, что я даже не знаю, с чего начать. Если отбросить сегодняшний утренний инцидент, то… Кстати, как насчет того, что ты ни разу не написал ей?
— Я писал, — раздраженно сказал Кев.
— Одно письмо, — согласился Лео. — Отчет о сельскохозяйственных работах. На самом деле она мне его показывала. Как можно забыть щемящее душу повествование об удобрении полей возле восточных ворот? Скажу тебе, та часть, где ты писал об овечьих экскрементах, буквально вышибла у меня слезу. Это так сентиментально и…
