— Никакого. Если только ты не заявил права на меня первым, чего ты, разумеется, не сделал.
Она почувствована происходящую в нем внутреннюю борьбу. Логика требовала оставить эту тему, но он не смог справиться с эмоциями.
— Не мне запрещать тебе питаться баландой, если того требует твой аппетит, — процедил он сквозь зубы.
— Это ты доктора Харроу сравниваешь с баландой? — Уин старалась сдержать довольную улыбку. Проявление ревности со стороны Меррипена было для нее приятно. — Уверяю тебя, доктор Харроу совсем не так пресен. Он мужчина с характером.
— Он гаджо — с водянистыми глазами и бледной кожей.
— Он очень привлекателен. И глаза у него вовсе не водянистые.
— Ты позволяла ему целовать себя?
— Кев, мы стоим посреди улицы…
— Так позволяла или нет?
— Один раз, — призналась она и сделала паузу, дав ему переварить информацию. Лицо у Меррипена перекосилось. Он злобно уставился на тротуар. Когда стало очевидно, что он ничего не намерен говорить, Уин добавила: — Это был дружеский поцелуй.
По-прежнему ответной реплики не последовало.
Упрямый буйвол, раздраженно подумала она.
— Он поцеловал меня совсем не так, как целовал ты. — Уин почувствовала, что краснеет. — Мы никогда не делали ничего подобного тому, что мы с тобой… той ночью…
— Я не собираюсь это обсуждать.
— Почему мы можем обсуждать поцелуи доктора Харроу, а твои не можем?
— Потому что мои поцелуи не приведут к тому, чтобы я начал за тобой ухаживать.
Уин было больно. И еще она чувствовала себя озадаченной и разочарованной. Как бы там ни было, она намеревалась заставить Меррипена сказать, почему он не хочет добиваться ее, но не здесь и не сейчас.
— Ну что же, возможно, доктор Харроу и собирается за мной ухаживать. И существует вероятность того, что я не стану ему отказывать, — сказала она, пытаясь придать своему голосу тон прагматичного благоразумия. — В моем возрасте я не имею права несерьезно относиться к перспективе замужества.
— В твоем возрасте? — насмешливо переспросил Меррипен. — Тебе всего двадцать пять.
— Двадцать шесть. Но и в двадцать пять женщина уже считается залежалым товаром. Я потеряла несколько лет — возможно, лучшие свои годы — из-за болезни.
— Ты никогда не была так красива, как сейчас. Только слепец или безумец мог бы не заметить твоей красоты. Любой мужчина нашел бы тебя желанной. — В этих словах, произнесенных недовольным ворчливым тоном, тем не менее чувствовалась искренность. Щеки Уин горели.
— Спасибо, Кев.
Он искоса на нее посмотрел.
— Ты хочешь замуж?
Предательское сердце Уин сладко сжалось, потому что вначале она решила, что он спросит: «Ты хочешь замуж за меня?» Но нет, он всего лишь интересовался ее отношением к браку, рассматривая его в качестве, как сказал бы ее ученый отец, «концептуальной структуры с потенциалом для реализации».
— Да, конечно, — сказала она. — Я хочу детей, которых буду любить. Хочу мужа, с которым мы старели бы вместе. Я хочу иметь свою семью.
— И Харроу говорит, что все это сейчас для тебя возможно?
Уин слишком долго медлила с ответом.
— Да, вполне возможно.
Но Меррипен слишком хорошо ее знал.
— Чего ты мне не договариваешь?
— Я достаточно здорова, чтобы делать все, что мне хочется, — твердо заявила она.
— Что он…
— Я не желаю это обсуждать. У тебя свой список запрещенных тем, у меня — свой.
— Ты понимаешь, что я все равно обо всем узнаю, — тихо сказал Меррипен.
Уин сделала вид, что его не услышала. Она устремила взгляд в сторону парка, который был уже совсем рядом. Глаза ее расширились, когда она заметила нечто, чего не было, когда она уезжала во Францию: громадный павильон из стекла и железа.
— Это и есть Хрустальный дворец? О, должно быть, это он. В жизни он куда красивее, чем на литографиях.
В здании, занимавшем более девяти акров площади, разместилась международная выставка под названием «Великая выставка», где экспонировались произведения искусства и достижения науки. Уин читала о ней во французских газетах, в которых эту выставку сравнивали с новым чудом света.
— Сколько прошло времени с тех пор, как его построили? — спросила она, ускорив шаг и направляясь прямо к зданию.
— И месяца не прошло.
— Ты был внутри? Ты видел экспонаты?
— Был один раз, — сказал Меррипен, улыбаясь ее нетерпению. — И я видел несколько экспонатов, но не все. Чтобы увидеть все, и трех дней будет мало.
— И что ты видел?
— Меня интересовали экспонаты, связанные с механикой, конечно.
— Хотела бы я увидеть хотя бы чуть-чуть, — мечтательно сказала Уин, наблюдая за непрерывным потоком людей, заходящих в здание и выходящих из него. — Ты меня не отведешь туда?
— У тебя не будет времени, чтобы хотя бы что-то посмотреть. Уже почти полдень. Я завтра тебя туда отведу.
— Сейчас. Пожалуйста. — Она нетерпеливо теребила его руку. — Ну, Кев, не говори мне «нет».
Меррипен окинул ее взглядом. Уин он казался таким невозможно красивым, что у нее все внутри сжалось от удовольствия.
— Как я могу сказать тебе «нет»? — тихо спросил он.
И он повел ее к арочному входу в Хрустальный дворец, и заплатил по шиллингу за вход. Уин с благоговением обвела взглядом экспонаты. Выставку промышленных образцов организовал и спонсировал принц Альберт, человек мудрый и мыслящий с перспективой. Вместе с билетами им выдали по маленькой, распечатанной типографским способом карте выставки. Павильон держался на железных колоннах, которых было более тысячи, а стены и потолок состояли из трех тысяч стеклянных панелей. Здание было многоуровневым, и в некоторых местах высота его была такова, что там могли спокойно поместиться взрослые вязы. Всего в павильоне разместилось более ста тысяч экспонатов со всего мира.
Выставка была важным общественным явлением, а не только научным. Она предоставляла возможности заявить о себе всем регионам и всем классам, как высшим, так и низшим, и все под одной крышей, что случалось редко. Люди, одетые и выглядевшие по-разному, толпились внутри здания.
Наиболее презентабельная публика собралась в центральной части Хрустального дворца. Похоже, никого из них не интересовало то, что их окружало.
— Чего ждут эти люди? — спросила Уин.
— Ничего, — ответил Меррипен. — Они здесь лишь затем, чтобы себя показать. Похожую публику я уже видел, когда приходил сюда раньше. Они не осматривают экспонаты. Они просто стоят и позируют.
