Кев был поражен собственной реакцией на эти слова. Сердце его болезненно сжалось. В груди теснились возмущение и скорбь.
— Он не умрет, — хрипло проговорил Кев и едва не запрыгнул в кибитку.
Кибитка была примерно двенадцать футов длиной и шесть — шириной. Там стояла плита с железной трубой, выведенной в сторону двери. Две складные койки в два яруса стояли у противоположной стены. Кэм лежал, вытянувшись, на нижней койке, и ноги его, обутые в туфли, свешивались с нее. Его били судороги, и голова металась по подушке.
— Вот черт, — хрипло пробормотал Кев, не в силах поверить, что за такое короткое время с Кэмом могли произойти такие перемены. Лицо у него было белым как бумага, губы посерели и потрескались. Он стонал от боли и дышал как загнанный пес.
Кев присел на край койки и положил руку на ледяной лоб Кэма.
— Кэм, — сказал он с нажимом в голосе, — Кэм, это Меррипен. Открой глаза. Скажи мне, что случилось.
Рохан пытался сдержать дрожь, сфокусировать взгляд, но безуспешно. Он пытался произнести слово, но с губ срывались лишь нечленораздельные звуки.
Положив руку Рохану на грудь, Кев почувствовал резкое и аритмичное сердцебиение. Он выругался, понимая, что ни одно сердце, каким бы сильным оно ни было, не может долго протянуть в таком безумном темпе.
— Должно быть, он съел какое-нибудь растение, не зная, что оно ядовито, — сказал ром фуро. Взгляд у него был озабоченный.
Кев покачал головой.
— Брат хорошо знаком с лекарственными растениями, он бы никогда не допустил такой ошибки. — Глядя на осунувшееся лицо Кэма, Кев испытывал одновременно сочувствие и гнев. Если бы только он мог отдать брату свое сердце. — Кто-то его отравил.
— Что я могу для него сделать? — тихо спросил глава клана.
— Вначале надо избавиться от яда, насколько это возможно.
— Его стошнило еще до того, как мы занесли его в кибитку.
Это хорошо. Но если реакция такая плохая даже после того, как в желудке не осталось яда, значит, яд ему дали сильнодействующий. Сердце под рукой Кева, казалось, готово вырваться из груди. Скоро начнутся конвульсии.
— Что-то необходимо сделать, чтобы замедлить пульс и ослабить судороги, — сказал Кев. — У тебя есть опийная настойка?
— Нет, но сырой опий есть.
— Еще лучше. Неси скорее.
Ром фуро отдал приказания двум женщинам, которые подошли ко входу в кибитку. Меньше чем через минуту они принесли маленькую склянку с густой коричневой пастой. Это было высушенное молочко из недозрелых зерен мака. Собрав немного пасты кончиком ложки, Кев попытался скормить опий Рохану.
Зубы Рохана стучали, голова дергалась, просунуть ложку между зубами не удавалось. Кев обнял Рохана за шею и чуть приподнял его.
— Кэм, это я. Я пришел тебе помочь. Проглоти это. Прошу тебя. Давай же. — Он сунул ложку Кэму в рот и удерживал ее там. Рохан давился и дрожал в руках Кева. — Ну вот, молодец, — пробормотал тот, вытащив изо рта брата пустую ложку. Он положил теплую ладонь на его горло, осторожно погладил. — Глотай. Да, фрал, вот так.
Опиум подействовал с поразительной скоростью. Вскоре судороги ослабли, и Рохан задышал ровнее. Кев с шумом перевел дух. Он не осознавал, что все это время боялся дышать. Он положил руку Кэму на грудь и почувствовал, что сердцебиение стало медленнее.
— Попробуй дать ему немного воды, — предложил глава клана, протянув Меррипену деревянную кружку. Кев прижал край кружки к губам брата, побуждая его сделать глоток.
Густые ресницы приподнялись, и Рохан с усилием сфокусировал взгляд.
— Кев…
— Я здесь.
Рохан с усилием моргнул, словно утопающий.
— Синее, — прошептал он хрипло. — Все… синее.
— Кев просунул руку под спину Рохана, крепко удерживая его. Он взглянул на главу клана, отчаянно пытаясь что-то вспомнить. Когда-то он слышал о таком симптоме: когда все видится в синей дымке. Такое бывает, когда принимаешь слишком большую дозу сильнодействующего сердечного лекарства.
— Это может быть дигиталис, — пробормотал он, — но я не знаю, из чего его получают.
— Из наперстянки, — со спокойной уверенностью сказал ром фуро, но лицо его исказила тревога. — Это смертельный яд. Убивает домашний скот.
— Противоядие есть? — резко спросил Кев.
— Я не знаю, — тихо ответил хозяин кибитки. — Я вообще не знаю, есть ли к нему противоядие.
Глава 21
Отправив слугу за деревенским доктором, Лео решил сам сходить в цыганский табор и посмотреть, как обстоят дела с Роханом. Бездействие его угнетало. И он очень волновался за Рохана, на котором, казалось, держалась вся семья.
В холле к нему подошла мисс Маркс. За руку она держала горничную. Девушка была бледна, и глаза у нее были красными от слез.
— Милорд, — быстро проговорила она, — я требую, чтобы вы прошли с нами в гостиную. Вы должны…
— При вашем хваленом знании этикета, Маркс, вам следовало бы знать, что никому не позволено указывать хозяину дома, что он и кому должен.
Гувернантка нетерпеливо скривила губы.
— Плевать на этикет. Это важно.
— Хорошо. Вижу, учить вас бесполезно. Но скажите мне то, что собирались, здесь и сейчас — у меня нет времени для салонной болтовни.
— В гостиной, — настойчиво повторила она.
Лео закатил глаза к потолку, однако все же последовал за гувернанткой и горничной в гостиную.
— Предупреждаю вас, что, если вы тащите меня для обсуждения каких-то тривиальных домашних проблем, не сносить вам головы. У меня сейчас есть срочное дело, которое…
— Да, — перебила его мисс Маркс, когда они вошли в гостиную, — мне об этом известно.
— Известно? Черт возьми, миссис Барнстабл никому не должна была об этом рассказывать.
— Тайны под лестницей долго не хранятся, милорд.
Лео смотрел на прямую спину гувернантки, испытывая то же раздражение, что всегда испытывал в ее присутствии. Она была как зуд в том месте на спине, до которого никак не дотянуться, а почесать хочется. Это чувство имело определенное отношение к узлу русых волос на затылке, что были с такой жестокой беспощадностью стянуты и заколоты. И еще к узкому торсу, тоненькой, затянутой в корсет талии и безупречно чистой и бледной коже. Он не мог заставить себя не думать о том, во что бы она превратилась, если ее расшнуровать, расколоть и распустить. И еще убрать очки. Делать с ней такое, от чего она бы вся стала розовой, жаркой и совсем не такой спокойной.
Да, именно так. Он хотел лишить ее покоя. Не раз и не два. Господи, что же с ним творится?
Как только они зашли в гостиную, мисс Маркс закрыла дверь и похлопала горничную по предплечью узкой изящной рукой.
