– Мисмут, бони, тинамон! – опять прокричал Эхо. – Проклятье! Я знаю слова, но они переворачиваются у меня на языке.
– Н-да, я сам не пойму, как это функционирует! – засмеялся Айспин. – Эти замки делает один алхимический слесарь в условиях чрезвычайной секретности в Козырьковых горах. Висмут, ниоб, антимон!
Замок опять открылся.
– Попробуй теперь, когда замок открыт.
– Висмут, ниоб, антимон! – произнес Эхо. – Странно, сейчас получилось.
– Н-да, слишком поздно, – ухмыльнулся Айспин. – Посмотри сюда, это немузыкальный замок из тирольской стали.
Он достал из кармана маленькую флейту и извлек пару совершенно негармоничных звуков, которые, как укол иголки, больно резанули слух Эхо. Замок открылся сам по себе.
– Да, даже плохой игре на флейте нужно научиться, – сказал Айспин, пряча инструмент в свою мантию. – Разумеется, это должны быть настоящие фальшивые звуки.
Так он стал открывать один замок за другим, и каждый раз новым способом, то произнеся бесконечно длинную цепочку чисел, то с помощью невидимого ключа, которым он манипулировал в течение нескольких минут. Эхо понял, что каждый, кто попытается проникнуть сюда, заведомо обречен на неудачу. После того как упала последняя цепь и был открыт последний замок, Айспин распахнул тяжелую железную дверь и кивнул Эхо, чтобы тот вошел.
Длинная комната с низким потолком производила совсем другое впечатление, нежели темный прогнивший подвал. Она была хорошо отделанной, чистой, с белыми отштукатуренными стенами, и в ней не было абсолютно никаких насекомых. Внутри царила приятная прохлада.
– Это и есть жировой подвал, – сказал Айспин. Он гордо провел своим фонарем по многочисленным полкам, осветив их разноцветными огнями. – Раньше здесь, наверное, был винный погреб, но, видимо, так давно, что я нашел здесь только пустые бутылки с разложившимися пробками, а внутри – налет от красного вина. Я полностью отремонтировал эту комнату, отштукатурил ее, йодизировал, простерилизовал и айспинизировал. Теперь здесь хранятся самые ценные алхимические ингредиенты Цамонии. Даже могучий Цолтепп Цаан не имел подобных запасов. Здесь я храню все важные элементы, мою коллекцию газов и запахов, редкие земельные металлы и античные и сверхсовременные алхимические вещества. Наверху, в лаборатории, у меня находятся вещества, которыми пользуется любой заурядный алхимик. Здесь же я держу вещество, о котором эти дилетанты даже не догадываются. Все покрыто жиром редких животных и в любой момент готово к немедленному использованию в большом котле.
Комната выглядела совершенно обычной и напоминала винный погреб, в котором вместо винных бутылок лежали шарики жира размером с апельсин. Под каждым шариком на полке висела маленькая медная табличка с выгравированным названием содержимого. Скоро здесь будет лежать еще один шарик, на табличке которого будет написано «Жир царапки».
Айспин сиял от гордости.
– На этой полке я храню цамонийские элементы: литий, калий, рубидий, онт, гофор, цезий, скандий, кнотон, цорфий, никель, криптон, кнобальт – и так далее. Само по себе ничего особенного, но комбинации, которые я из них составил, являются единственными в своем роде. Здесь пермис с ксилотоном, там сурциом с гексагамом, смелые сочетания элементов, на которые до меня никто не отваживался. Прошли годы, прежде чем я сумел прийти к точной дозировке. И не все всегда шло гладко, можешь мне поверить. Были ядовитые облака и комнатные пожары, совершенно неожиданные химические реакции, а однажды даже сильнейший взрыв. Ты знаешь о том, что у меня одна нога деревянная?
Айспин постучал костяшками пальцев по ноге. Раздался ужасный пустой звук.
– Там располагаются редкие металлы, которых нет ни в одной обычной лаборатории: лантан, самарий, празеодим, иттербий, визжащее серебро, кронозит.
Он поочередно указывал кончиком пальца на шарики, которые выглядели совершенно одинаково и лишь немного отличались по цвету.
– Там, сзади, длинными рядами хранятся различные запахи: гной ужасок и пот ведьм, козырьковый запах и осенний аромат лиственных волков. Семь раз по семьсот различных запахов разложения, отсортированных по алфавиту, с семью уровнями разложения: запах только что умершего, запах умершего накануне, запах умершего позавчера, дурной запах, очень дурной запах, жуткий запах и запах изъеденного червями трупа. А там газы и туманы: кладбищенский газ и туманная медуза, болотные испарения и гротовый пар. И здесь, совсем сзади, это действительно раритетные вещи: вулканические мысли и огненные мечты. И, конечно, на самом почетном месте – редчайший цамонийский элемент: замомин.
Айспин повернулся и указал на другую полку:
– А здесь… ах, это предсмертные стоны. Мне пришлось постараться, чтобы уловить последние вздохи всех моих преступников. Мне это не всегда удавалось. Это очень деликатное и щепетильное искусство – поймать последние вздохи умирающего – самое эфемерное и мимолетное, что только существует! Иногда удается поймать предпоследний вздох, иногда пропускаешь самый нужный и нередко сидишь часами, а проклятая бестия никак не подохнет. Но я много наловил. Много.
Айспин сделал художественную паузу, как будто ожидая сочувствия Эхо в том, что его невольники не умирали так стремительно, как ему того хотелось.
– Ах, – воскликнул Айспин, – я мог бы часами болтать о своих сокровищах, но это далеко не все, что я хотел тебе показать. Пойдем дальше.
Эхо, собственно говоря, уже удовлетворил свое любопытство. Он достаточно насмотрелся в этом ледяном подвале, забитом вещами, которые лишь какой-нибудь безумный алхимик может находить ценными или достойными такого тщательного хранения. Он устал от своей изнурительной попытки бегства, был сбит с толку и напуган. Он хотел лишь одного – оказаться в своей корзинке и спать, спать. Но он не решился попросить об этом мастера, он был доволен уже тем, что тот не попытался свернуть ему шею. Эхо вспомнил о том, как он еще совсем недавно насмехался над Айспином. Как же он ошибался! Здесь, в подвале, раскрылся истинный мастер, его настоящая сущность, его облеченные в вежливую форму рассказы обо всех его страшных делах. Здесь, внизу, этого было вполне достаточно, чтобы заставить царапку испытать это трусливое раболепие. Именно поэтому он послушно побежал за ним, потом терпеливо ждал, пока он вновь закроет свою сокровищницу, и пошел за ним следом, когда тот со своим фонарем с блуждающим светом в руке все глубже спускался в подвал.
Они вошли в просторное помещение, в котором валялись кучи всякого хлама: разбитые бочки, пришедшая в негодность мебель, старые, покрытые трещинами картины в пыльных позолоченных рамах, ящики с разбитой посудой и заплесневелыми конторскими книгами, ржавые инструменты и почти окаменевшие дрова. Особенно странным Эхо показалось то, что в помещении по кругу располагались десятки дверей.
– О, ты был бы очень удивлен, если бы знал, что скрывается за этими дверями, – сказал Айспин. – Но я тоже не горю больше желанием открывать их. Некоторые двери лучше вообще держать закрытыми, можешь мне поверить. Когда я как-то открыл вон ту дверь, на меня налетело гигантское насекомое. Оно исчезло в темноте и, может быть, все еще поджидает меня где-то здесь, внизу. За некоторыми дверями находятся гробницы, а за другими – сокровищницы. Скелеты – здесь, древние чучела – там. Комната, набитая ракушками, и ни одну из них я не смог идентифицировать. Некоторые чучела я взял с собой наверх и отреставрировал. Здесь, внизу, я нашел свои первые чучела демонических мумий. За некоторыми дверями размещаются небольшие, но очень ценные собрания книг, о которых мечтают даже самые известные букинисты.
