Эхо закряхтел:
– О господи, это что – допрос? Обычно это я задаю массу вопросов!
– Ну хорошо, я скажу тебе: потому что Айспин боится ужасок.
– Я с трудом могу себе это представить. Кажется, он вообще ничего не боится. Даже Белоснежной вдовы.
– Каждый чего-то боится. Возможно, ужаски что-то знают про Айспина. Или он знает про них что-то такое, что его пугает. Интересно было бы узнать, что именно.
– Ну хорошо, предположим, что он боится ужасок. И что дальше? Что мне это даст?
– Если кто-либо в Следвайе и ломает себе голову, размышляя, как справиться с Айспином, то это ужаски. Возможно, это твой единственный шанс.
Эхо задумался.
– Хорошо. А в городе вообще остались ужаски? Я уже давно не видел ни одной из них.
– Айспину действительно удалось выгнать из Следвайи большинство ужасок. Он проделал основательную работу. Но одна еще осталась, я знаю это. Я иногда вижу ее во время моих разведывательных полетов, когда она собирает травы в Жерлянкском лесу.
– И как я ее найду? – сказал жалобным голосом Эхо. – Я еще ни разу не был в Жерлянкском лесу.
– Она там и не живет. Она обитает в центре Следвайи. В Ужасковом переулке.
– Ты уверен?
– Ужаски не имеют права жить ни в одном другом месте. Это очень просто: так как в Ужасковом переулке не осталось больше ужасок, ты должен пойти туда ночью. В одном-единственном доме, в котором горит свет, и живет та самая ужаска.
– Ты думаешь, что мне надо ночью пойти в Ужасковый переулок? – спросил Эхо испуганно. – Разве ты не знаешь истории, которые рассказывают про этот квартал?
– Да, я знаю, эти истории ужасны.
– Вот именно. Достаточно ужасны, чтобы ночью обходить этот переулок. Я никогда туда не ходил.
Фёдор серьезно посмотрел на Эхо.
– Но с последней ужаской Следвайи связана твоя надежда. Я боюсь, что лишь она сможет тебя спасти.
– Ну хорошо, – сказал Эхо, чтобы закончить разговор на эту неприятную тему. – Возможно, ты и прав. Пожалуй, стоит попытаться.
– Тогда не затягивай с этим! – посоветовал Фёдор. – И расскажи мне поподробнее о Белоснежной вдове! И ты действительно видел этот единственный глаз? Интересно, интересно.
Золотая белка
Безуспешная попытка побега, кажется, лишила Эхо малейшей капли смелости. Зато у него значительно возросла страсть к еде и ко сну. К его гнетущим мыслям о будущем, которые ему удавалось с трудом отгонять от себя, теперь еще прибавился пугающий облик Белоснежной вдовы. Не думать об этом Эхо помогала обильная еда и хороший сон.
Мастер ужасок поддерживал комфорт царапки как только мог. В течение дня он устраивал небольшие перекусы, расставляя по всему дому миски с закусками – там с колбасками из ягненка, здесь с молочным рисом. Он все чаще использовал такие добавки, как масло и сливки, сахар и сыр, мука и сало, зато избегал таких полезных продуктов, как фрукты, салат и овощи. Гусиная печень или кровяная колбаса, свиной фарш или шоколадный пирог, брюшной жир или копченая скумбрия – Эхо было абсолютно все равно, он ел все, что ему предлагалось. Его желудок постепенно растянулся, как винопровод, и стал прочным, как ботанизирка. Он давно отказался от традиционного и разумного режима питания царапки, привыкшего к подвижному образу жизни, заменив его прожорливостью медведя, готовящегося к зимней спячке.
Его быстро увеличивающаяся масса тела являлась также одной из причин того, что Эхо все реже приходил на крышу. Ему нужно было прилагать все больше усилий, чтобы балансировать на крутой черепице и взбираться по лестницам. Однажды он даже потерял равновесие, покатился по отвесной крыше и избежал падения вниз только благодаря тому, что успел вцепиться в дымоход. После этого случая он вообще перестал появляться на крыше и уже несколько дней не общался с Фёдором.
Он постоянно откладывал мучительный поход в Ужасковый переулок. Его больше устраивало находиться в замке, бродить там по коридорам, выискивая что-нибудь съедобное. Его единственным спутником было Сваренное привидение, и Эхо это вполне устраивало, потому что оно не задавало ему никаких сложных и неудобных вопросов и не заставляло его в полуночный час отправляться в Ужасковый переулок, который уже давно пользовался дурной славой. В сопровождении Рубашки Эхо спокойно гулял почти по всем этажам замка, даже внизу, где находилось большинство жутких мумий Айспина.
Однажды ночью оба слонялись по первому этажу, когда Сваренное привидение, вопреки обыкновению, неожиданно опередило Эхо. Нервно паря, оно устремилось вперед, как будто подгоняя и царапку.
– Эй! – крикнул Эхо. – Куда ты так торопишься? – И, не дожидаясь ответа, он ускорил свой шаг. Ему не хотелось потерять своего провожатого именно здесь, потому что они находились в одном из самых неприятных мест замка. Это были старые больничные палаты из тех времен, когда замок был еще сумасшедшим домом. Они в спешке продвигались через высокие и просторные помещения со стенами и потолками, покрытыми белой штукатуркой, освещенные тусклым лунным светом, со всех сторон проникавшим сюда через окна. Больничные палаты были битком набиты поржавевшими кроватями с болтающимися на них наручниками, которыми приковывали пациентов. С потолков свешивались гигантские строгие светильники, многие из которых сорвались вниз и лежали на пыльном полу, напоминая скелеты околевших птиц. В воздухе раздавался какой-то тонкий звук, но Эхо не мог понять, откуда тот доносится.
Эхо вспомнил о той таинственной душевной болезни, которая, возможно, все еще витала где-то здесь. Он представлял ее себе в виде сухопарой тени на тонких ногах, которая нападает на кого-нибудь из темноты, как коварный зверь. Эхо пошел быстрее, стараясь не отставать от Рубашки, и с одним желанием – как можно быстрее миновать эти больничные палаты. Так они вскоре оказались в отсеке, где внедряли свои средневековые методы врачи-неврологи, которые часто бывали более безумными, чем симптомы, которые им приходилось лечить. Здесь располагались пришедшие в негодность аппараты и машины, которые скорее походили на пыточные инструменты, чем на медицинскую технику. Эхо увидел огромные, покрытые ярь-медянкой алхимические аккумуляторы, к которым подсоединяли пациентов. Здесь же стояли железные клетки, которые можно было опускать в ванны, наполняемые в те времена холодной водой. Ржавые буры и покрытые запекшейся кровью пилы. То, что делали сумасшедшие этими приборами после захвата власти, Эхо даже не решался себе представить.
Постепенно помещения становились все меньше и уже не производили такое гнетущее впечатление. Здесь обитал персонал, там находились спальни и столовые и разрушенная больничная кухня, затянутая паутиной. Потом вдруг Рубашка остановился, развеваясь, как знамя на ветру, затем подлетел к середине стены и исчез.
