Совершенно неожиданно для Эхо на него накатила волна кошмарного запаха. По сравнению с ним запах в шкафу с дурно пахнущими растениями казался ароматом духов. Но в то же время он не был столь отвратительным, как у Айспина в комнате с праздничным столом. Запах, идущий из сырного шкафа Ицануэллы, был совершенно особым и многообразным. Это не был запах смерти и распада, это был запах жизни. Правда, совершенно особой формы жизни.
– В этом шкафу у меня дозревают триста шестьдесят пять сортов сыра, – сказала Ицануэлла дрожащим голосом. – По одному на каждый день года. И все же эта изысканная коллекция далеко не идеальна. Это очень субъективный выбор. Сыр, видишь ли, дело вкуса.
Эхо с любопытством заглянул в шкаф. Он увидел там большущие головки сыра: конусообразный сыр, большие сырные шары, пирамиды и бесчисленное множество различных треугольных кусков сыра. Некоторые были упакованы в восковую бумагу, другие посыпаны золой или запечатаны сургучом. Часть сыра была покрыта плесенью или горчичными зернами. Настоящий музей сыра.
Ужаска от радости захлопала в ладоши и сунула голову в шкаф.
– Что же нам сегодня отведать? Баумингского лешего? Гункельштеттский камамбер? Бленгеймский голубой краешек? Благозио из Трилльской долины? Кваргельгеймский кислый край? Или гномий сыр с Великановых гор? Небельгеймский медузный творог? Фломонталь де Флоринт, который при вызревании распадается как ртуть? Или лучше жесткий циклопный сыр в вулканическом пепле? Панированный козий сыр из Мидгардских гор для запекания? Или очень острый Чертов сыр? А может быть, красный друидный каас с капюшоном? Или лучше строганый сыр из Водной долины?
Ужаска улыбнулась Эхо через плечо.
– Ты, кажется, только что говорил, что сыр – очень однообразный продукт? Назови мне любой другой, у которого столько различных сортов.
– Ну хорошо, – отмахнулся Эхо. – Я уже понял, что сыр – это самое великое!
Ужаска достала из шкафа маленькую стеклянную баночку с завинчивающейся крышкой.
– Это ямочный сыр из Гралзунда, – сказала она восторженно. – Ты только посмотри на него. – Она сунула баночку Эхо под нос.
– Я ничего не вижу. Банка пуста.
– Но он внутри. Ты его просто не видишь.
– Он невидимый? Как икра осетра-невидимки?
Ужаска обеими руками торжествующе подняла банку вверх.
– Нет. Ты должен знать, что гралзундский ямочный сыр есть только в Гралзунде. Существует только один-единственный кусок, правда, довольно большой. Гралзунд – это сырная метрополия Цамонии, аппетитно пахнущий центр сыроизма.
Она опустила банку и устремила взгляд куда-то вдаль.
– Ах, Гралзунд! Хоть один раз в жизни каждый сыроежка должен совершить туда паломничество, чтобы поклониться великому ямочному сыру. Это сыр небывалого размера, он размером с несколько домов, поставленных друг на дружку.
Ужаска сделала жест руками, и Эхо представил себе сыр, достающий до небес.
– Ямочный сыр, естественно, должен вызревать в яме, поэтому еще задолго до этого была выкопана самая большая сырная яма. Сыр зреет в ней уже больше тысячи лет и до сих пор не вызрел окончательно. Никто не имеет права съесть этот сыр, это запрещено под угрозой смертельного наказания! Но его можно нюхать. И, поверь мне, этого вполне достаточно.
Ицануэлла отрешенно улыбнулась.
– Когда я совершала паломническую поездку в Гразлунд, мне позволили понюхать сыр в течение нескольких секунд, но я вполне насытилась этим на несколько дней. Я даже поправилась на несколько фунтов. Целую неделю я не могла даже смотреть на сыр, настолько я была сыта.
Она открутила крышку на банке.
– Гралзундский ямочный сыр нельзя есть, но каждый паломник может заполнить банку его ароматом и взять ее с собой. Вот, понюхай!
Царапка с отвращением понюхал банку, и Ицануэлла сразу ее закрыла.
Эхо в какой-то момент подумал, что он задохнется. Запах был таким интенсивным и материальным, что он, казалось, перекрыл все его дыхательные пути. Потом это тревожное чувство ушло, и у Эхо возникло ощущение, что его желудок наполнился горячим маслом. Ему стало жарко и захотелось спать, как после одной из обильных трапез, устроенных Айспином.
– Ох! – воскликнул Эхо. – Ну спасибо! Целой недели моей диеты как не бывало.
Ицануэлла улыбнулась.
– Да, вот такой сыр! Вообще-то я держу его только для особых случаев. – Она поставила банку в шкаф. – Я думаю, что сегодня я могу позволить себе наростовый сыр из Кляйнкорнхайма.
Ужаска достала из шкафа неприглядный кусок сыра, и на какой-то момент Эхо показалось, что на одной из полок что-то зашевелилось.
– Что это было? – спросил он.
Ужаска молниеносно закрыла дверцу шкафа.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду, – пробормотала она.
– Там что-то зашевелилось. В шкафу.
Только сейчас Эхо заметил, что грубая мебель, вся изъеденная древесными червями, сама выглядела как гигантский кусок сыра.
– Тебе это лишь показалось, – сказала Ицануэлла и кашлянула.
– Перестань! – возразил Эхо. – Ты от меня что-то скрываешь.
Ужаска покраснела.
– Ничего я не скрываю, – проворчала она.
– Здесь действительно что-то шевельнулось. Я точно видел.
Ицануэлла переминалась с ноги на ногу.
– Ты должен мне пообещать, что никто об этом не узнает, – сказала она.
– Обещаю. – Эхо поднял лапу вверх.
Ужаска положила наростовый сыр на кухонный стол и опять открыла шкаф. Потом она протянула руку к полке, на которой Эхо что-то увидел.
– Ну, давай же, давай… – ругалась она себе под нос, постоянно пытаясь схватить что-то, что все время от нее ускользало. Может быть, она ловит мышь?
– Ага, попался! – крикнула она наконец.
Она обернулась и сунула под нос Эхо сыр размером с кулак. У него было множество ножек, которыми он интенсивно сучил.
– Живой сыр? – спросил Эхо растерянно.
Ужаска пожала плечами.
– Ну вообще-то любой сыр живой. Все, что зреет, то живет. Вот так. Я всего лишь немного помогла, довела дело до конца. В сырном задоре, так сказать.
Она поднесла дрыгающую ножками головку сыра к глазам, и та издала плачущий звук.
– Я называю его Анимированным Анацаци – в свою честь. Это мой собственный сорт сыра. Ты понимаешь, что для этого я использовала живые йогуртовые культуры, а также некоторые ужасковые эссенции, которые строго запрещены Ужасковым уставом, хе-хе!
– Что тебя привело к этой идее?
Ицануэлла вздохнула.
– Если кто-то вроде меня так непреклонен в своем отказе от продуктов, содержащих что-то живое, то когда-нибудь у него возникнет потребность съесть что-то, что совершает активные движения в то время, когда это едят. У меня, во всяком случае, так и было.
