С закрытыми глазами и безмятежным лицом мастер Миямото рухнул на землю рядом с Валерианом. Юноша поднял глаза. Над телом учителя возвышался морпех в ободранном и помятом бронескафандре. Валериан поднял руки.
У боевого скафандра конфедерата не хватало нескольких бронепластин, а вмятины от шипов «Карателя» и осколков имелись едва ли не на каждом квадратном сантиметре. Шлем с морпеха, вероятно, сорвало – на коротко стриженных волосах запеклась кровь. Глядя на светлые волосы врага, Валериан осознал, что Миямото убила женщина. На вид ей было слегка за сорок. Юноша отметил, что, несмотря на кровь, грязь и пот, она исключительно привлекательна.
«Что лучше: быть убитым красивым или уродливым морпехом?»
От этой мысли он невольно улыбнулся, а затем и вовсе расхохотался.
– Эй, психованный сукин сын! – глядя Валериану в лицо, крикнула женщина. – С каким же наслаждением я прикончу тебя!
Направив ствол винтовки Гаусса Валериану в грудь, женщина двинулась к юноше, прихрамывая на одну ногу.
Валериан хотел схватить свой «Каратель», но знал, что стоит ему пошевельнуться, и он умрет в одно мгновение.
Он уже мертв, и они оба знали это.
Когда женщина приблизилась, ее глаза сузились.
– Глазам своим не верю! – рассмеялась она. – Ты, случаем, не парнишка Менгска? Лицо один в один, явно родственники! Черт, мы заполучили двух вместо одного!
– Я – Валериан Менгск, – с гордостью произнес Валериан. – Сын императора Арктура Менгска Первого.
– В десятку… Его проклятое высокомерие ты точно унаследовал.
Валериан напрягся.
– Кто вы? – потребовал он ответа. – На каком основании вы устроили тут резню?
– Какая разница, кто я? Тебе мало того, что сейчас я грохну тебя?
– Хочу знать, кто убьет меня, – упорствовал Валериан.
– Ангелина Эмилиан. Это я завербовала твоего старика в армию и научила всему, что он знает. Так что, можно сказать, я решила исправить свою ошибку.
Эмилиан взяла винтовку на изготовку и добавила:
– Прощай, Валериан.
Она не успела надавить на спусковой крючок, так как сверкнула серебрёная сталь, и винтовка Гаусса взорвалась – мастер Миямото в последнем рывке разрубил мечом магнитный акселератор. Валериан сморгнул, избавляясь от остаточного изображения вспышки. Эмилиан, тем временем, восстановила равновесие, бросила бесполезный «Каратель» и вытащила из набедренных ножен боевой нож.
С диким рыком ярости она набросилась на юношу.
И тогда Валериан сдернул с плеча винтовку и разрядил в женщину остатки обоймы.
Большинство шипов расплющились о нагрудник скафандра, однако парню удалось попасть в шею Эмилиан. Брызги крови разлетелись во все стороны, и женщина-морпех с криком, переходящим в булькающий хрип, упала. Тяжело дыша, Валериан продолжал давить на спусковой крючок, не обращая внимания на свист работающего вхолостую механизма и сухие щелчки пустого магазина.
– Хороший выстрел, – раздался голос позади него.
Валериан повернул голову и увидел, как отец вылезает из отверстия в днище канонерки.
– Спасибо, – выдохнул юноша и, бросив винтовку, осмотрел Миямото. Наставник был мертв, и Валериан в душе поблагодарил старого мастера за спасение жизни.
Арктур присел на корточки рядом с Ангелиной Эмилиан. Валериан с трудом распознал, какие чувства отражаются на лице отца: отчасти гнев, отчасти сожаление.
– Никогда не думал, что увижу тебя снова, – сказал Арктур.
Валериан поразился, сообразив, что Эмилиан все еще жива. Шипы «Карателя» пронзили шею женщины и задели сонную артерию. Он не убил морпеха, хотя, скорее всего, жить ей осталось несколько мгновений.
– Я думаю, ты и не хотел… – Эмилиан задохнулась. Остальные слова утонули в бульканье и хрипе.
– Ты умерла ни за что, – сказал Арктур. – Ты знаешь это, не так ли?
– Пошел ты, Менгск, – ответила Эмилиан, кашляя кровью. – Это уже неважно… ОЗД скоро ощиплет твои перышки по полной программе.
– Кто? – спросил отец. – Что еще за ОЗД?
Эмилиан повернула голову к Валериану:
– Черт, я была права, Менгск… Знала, что, заведи ты детей… проблем добавится…
– Ангелина, что такое ОЗД? – потребовал ответа Арктур.
Но Ангелина Эмилиан была мертва.
* * *
Внутри канонерского катера воняло топливом, горелой плотью и металлом. Валериан прокашлялся, затем вставил новый магазин с шипами в винтовку Гаусса. Остов судна повело, и секции настила палубы со скрежетом болтались на остатках крепежа. Разбитые панели беспокойно постреливали искрами, а разорванные шланги пенились вытекающей гидравлической жидкостью.
Огни мерцали и шипели, электрооборудование то гудело, то затихало, пока энергоячейки катера то выключались из-за короткого замыкания, то включались снова. Содержимое шкафчиков вывалилось на палубу: игральные карты, столовые приборы, разнообразные журналы и личные вещи солдат, которые сопровождали Арктура Менгска на Умоджу.
Валериан оперся о скрипящую стойку.
– Ты отправил сообщение Дюку? – спросил он отца.
– Думаю, да, – ответил Арктур, наблюдая за обстановкой снаружи сквозь дыру на боку канонерки.
– Ты думаешь? Ты не знаешь точно?
Менгск-старший покачал головой и быстро проверил, заряжено ли оружие.
– Со скремблером Кассандры трудно сказать, что принимается или передается, но я думаю, Дюк услышал меня. Дело в том, что я слышал, как он ругается почем свет стоит, и сделал вывод, что, скорее всего, он в курсе происходящего.
– Думаешь, он примчится?
– Полагаю, что да. Эдмунд Дюк способен выкинуть всякое, но пока он верит, что союз со мной ему выгоден, он будет лоялен. Он знает, что в данный момент я его лучший шанс урвать что-то для себя.
– Надеюсь, ты прав, – сказал Валериан, присоединяясь к отцу у пробитой дыры.
– Не сомневаюсь в этом, – сказал Арктур. – Если Эдмунд здравомыслящий человек, то все его сенсоры без исключения следят за Умоджей с того самого момента, как я покинул флагманский корабль. Чуть-чуть удачи, и он прибежит, как только расчехлит оружие.
Снаружи донеслись голоса. Валериан без промедлений приготовился открыть огонь.
Он посмотрел через дыру в корпусе и увидел десяток морпехов. В максимальной экипировке и вооруженные до зубов, они прокладывали путь к катеру через завалы обломков.
Отец и сын остались последними – с парой винтовок Гаусса на двоих. Валериан понимал, что им долго не продержаться и, тем более, не одолеть врага. Он решил, что умереть в бою, сражаясь бок о бок с отцом, – не самый худший способ закончить отмеренный судьбой жизненный путь.
