Хвич переступил с лапы на лапу. Из-под опущенных век на миг алчно и голодно полыхнуло багрянцем.
— Другую… — выдавил он сипло. — Печать… Нельзя…
Я быстро поменяла руку, и горгул, даже не думая отказываться, жадно в нее впился. В голове зашумело, виски налились болью, но я терпеливо ждала, когда он насытится.
Наконец, Хвич отпустил мое запястье и удовлетворенно качнулся назад. Каменное тело потемнело, разгладилось и матово поблескивало угловатыми боками. Рубины снова напитались цветом, в их глубине попеременно вспыхивали и гасли ярко-алые отблески. Горгул выглядел теперь не грудой битых булыжников, а прежним — вполне довольным жизнью чудищем.
— Ну, ты скажешь, наконец, что стряслось? — нетерпеливо потребовала я.
— Иди… — встрепенулся Хвич и тут же схватил меня за пальцы, больно царапая когтями. — Иди…
Вот и весь ответ.
— Куда?
— Хозяин… Иди…
Сердце гулко толкнулось о ребра.
— Высший… Айтон меня зовет? — покосилась на метку, все такую же — блекло-бесцветную. — Но почему не через печать?
— Нет, — мотнулась из стороны в сторону лобастая голова. — Он не зовет… Не позовет… Не хочет… Сейчас не хочет… Я зову…
— То есть… — быстро перевела невнятные откровения Хвича на нормальный человеческий язык, — твой хозяин не желает меня видеть. И тебя не посылал. Ты сам за мной явился, против его желания. Или… Он ведь даже не подозревает, что ты здесь, верно?
— Да…
Ничего не понимаю.
— Но зачем? И… как ты себе это представляешь? Знаешь же, мне запрещено посещать особняк без приглашения. Айтон четко сказал — свидания назначает он, я прихожу только по его зову. По нашему договору…
— Помоги… — прервал горгул мой лихорадочный лепет. — Помоги ему…
— Что? — На миг перехватило дыхание. — С Айтоном что-то случилось?
— Случилось, — согласился горгул. — Плохо… Иди…
И я тут же сорвалась с места.
Опомнилась только у двери. Остановилась. Обернулась.
— Что я могу? Приду и буду только мешать. У него есть целители, тот же лэйр Сюфрэ, а я даже не лекарь, и уж точно не маг.
— Нет… Они… Нет…— Хвич обиженно скривился. — Не умею… сказать… Мыслеречь… Учи…
Вот заладил: «Учи, учи». Интересно, как я ее выучу, эту демонову мыслеречь? Ладно, не время сейчас препираться.
— Они… Не те… Не то… Только ты… — продолжал горгул свои малопонятные объяснения. — Потому что он… твой.
— Ты хотел сказать, я — его? — поправила я чудище.
— Нет… — Хвич недовольно засопел и насупился, явно удивляясь моей бестолковости. — Он… твой… Иди… — а потом добавил: — Хозяин там… В доме…
Как добиралась, почти не запомнила. Несколько раз натыкалась на патрули, но, предупреждая их вопросы, тут же вскидывала руку с поблескивающим на запястье браслетом, и меня пропускали. Потом, на середине пути, остановила какую-то повозку, она и довезла меня почти до самого особняка.
За высокой оградой безраздельно властвовала ночь. Словно и не существовало никогда той тропинки из огней, что с готовностью ложилась под ноги, стоило лишь приблизиться. Сейчас все выглядело, как в первые мои визиты — ни единого даже самого слабого проблеска, светлячки, и те куда-то попрятались. Меня здесь совершенно точно не ждали, а может и вовсе не желали видеть. Но ворота, тем не менее, послушно распахнулись — печать высшего продолжала исправно действовать.
На краткий миг задержалась у ограды — у той невидимой черты, что отделяла парк от улицы, а потом быстро пошла к дому.
Миновала пасмурный, будто замерший в ожидании грядущих неприятностей, парк. Зашла в неосвещенный, слепой дом и...
Куда дальше?
—Там... — подсказали сбоку свистящим шепотом, и меня легонько толкнули в нужном направлении... — Иди...
Хвич уже здесь. Кто бы сомневался.
Дверь в кабинет на этот раз была закрыта. Я постояла возле нее, колеблясь, а потом нажала на ручку и шагнула в комнату. Здесь сегодня тоже хозяйничала тьма, и ей совершенно не мешали чуть заметно тлеющие в камине угольки.
Мрак… Неясные, шелестящие шорохи… И тени, густыми черными сгустками скользившие в воздухе. Они кружили, сталкивались, разлетались, а потом снова прижимались друг к другу, сплетаясь в невероятные, причудливые фигуры. Картина казалась такой странной, пугающе-чуждой, что я невольно попятилась. И тут же справа что-то звякнуло.
— Лис?
Айтон сидел на полу, прислонившись спиной к стене — одна нога вытянута, другая согнута в колене, — и держал в руке небольшую плоскую флягу. Я узнала его лишь по голосу, потому что самого высшего словно и не было. Только тусклый серебряный контур, очерчивающий фигуру, внутри которого клубилась, волновалась, рвалась наружу все та же тьма. Стало жутко.
— Что ты здесь делаешь? — в ледяном тоне плескалось раздражение.
— Доброй ночи…
Наверное, я выбрала не самое лучшее начало разговора, потому что на мое приветствие даже не ответили. Вернее, ответили, но совсем не так, как я рассчитывала.
— Не припомню, чтобы звал тебя, — колючая насмешка в голосе заставила зябко поежится. — Неужели, соскучилась, лисичка? Прости, но сегодня у меня нет настроения тебя развлекать. Как видишь, я немного не в форме.
— Вам плохо…
— Верно подмечено… — Мне небрежно отсалютовали флягой. — Ничего. Не в первый раз. Справлюсь.
— Если я могу хоть чем-то помочь…
— Ты? — хриплый смех, больше похожий кашель. — И как же ты собираешься помогать, девочка? Ты маг? Целитель? Высший? С какой стати вдруг возомнила, что способна помочь?.. Что вообще мне нужна? Кто внушил тебе эту дикую мысль? Впрочем, я, кажется, догадываюсь, чьи лапы тут наследили. Кое-кто совсем от рук отбился, вмешивается не в свое дело и нарывается на неприятности.
За спиной утробно, даже угрожающе зарычали.
— Исчезни, — отмахнулся от моего защитника высший. — И ты, леди, тоже убирайся. Вон. Оба.
Бесстрастный приказ ударил наотмашь, царапая сердце острыми краями. Айтон никогда раньше так со мной не разговаривал. Даже в нашу первую встречу. Значит, я, действительно, явилась не вовремя… некстати… Помешала.
Дура… Зачем послушалась горгула? Понеслась сломя голову, даже ничего толком не выяснив, не поняв. Вообразила, что необходима ему, что нас связывает нечто большее, чем просто договор. Позволила себе забыть, кто я, и, кто он, и что между нами — пропасть.
Облизала губы, которые почему-то начали вдруг горчить. Судорожно выпрямилась — вытянулась до боли в спине и, сдерживая слезы, произнесла с достоинством, как и полагается истинной леди:
— Простите, что побеспокоила, лорд Айтон.
