– Да уж, он как бельмо.
– Знаю. Я заезжала вчера вечером. Даже в темноте дом выглядел ужасно. Боюсь представить, как он смотрится при свете дня.
– А зачем трейлер?
– Это нечто вроде моего офиса. Я хочу припарковаться рядом со старым домом и привести его в порядок: отмыть стены, поставить новые окна, разобраться с интерьерами. – Она увидела в его взгляде напряженность и почувствовала, как щеки заливает краска: – Вчера ночью я не хотела оставаться там одна. Ворота все равно были заперты. Поэтому… Я приехала сюда.
Он бросил на нее осторожный, оценивающий взгляд, пытаясь определить степень решимости Мэг.
– Не понимаю, – вдруг сказал он. – Зачем возвращаться и раскапывать все это дерьмо – только ради истории? Серьезно, Мэг… – Он на мгновение отвел взгляд. – И как ты собираешься действовать? Опросить всех участников истории? Восстановить все до мельчайших подробностей?
– Попробую поговорить со всеми, кто еще может быть в городе: Айком Коваксом, Эммой, Томми, Дейвом. С Киваном Маком, с адвокатом Тая Мака, судмедэкспертом. С тобой.
Он выругался, помрачнев.
– Никто не захочет проходить через это снова.
– Блейк, я должна это сделать. Мне, если можно так сказать, нужно пройти по собственным следам. Вчера вечером, вернувшись в этот город, спустя многие годы, в тумане, проезжая старые места, я что-то почувствовала. Кусочки памяти стали прорастать во мне. Может, удастся что-нибудь вспомнить.
– И что именно должны рассказать тебе эти кусочки? Ничего нового. Мы знаем, кто это сделал. Знаем, кто пострадал.
– Я и не ожидала, что ты поймешь…
– Да, ни черта не понимаю. Это ради денег? Еще большей известности? Хочешь нажиться на трагедии, которая постигла этот город, сделать из себя героическую маленькую жертву, которая справилась со всем сама? Ребенка, пережившего насилие и семейную трагедию, чтобы вернуть справедливость и раскрыть преступление? А теперь только посмотрите: какой ты стала взрослой, потрясающей, знаменитой и независимой?
У нее в груди закипела ярость.
– Что, Блейк, теперь ты стал жестоким? Должна сказать, это тебе не идет.
Он фыркнул.
– Так каково это – получать выгоду от чужой боли?
– Это была моя боль.
– Нет, Мэг. Не только твоя.
Между ними повисло молчание. У Мэг пульсировала жилка на шее. Он крепко сложил ладони, бросил взгляд на ее помолвочное кольцо. Стал еще мрачнее, сжал губы.
– Блейк, я должна сделать это ради себя, – тихо, спокойно сказала она. – Напишу это и, может, даже никогда не опубликую. Но я должна написать, добраться до слова конец. То, что я видела тогда на косе, по-прежнему у меня внутри. Я знаю, оно там. Как постоянно растущая черная опухоль. Оно гноится. Проникает в мои сны. Я просыпаюсь по ночам вся в огне… Оно не отпускает меня. – Она умолкла, взяла себя в руки. – Прости, что я хочу попытаться излечиться.
Он выдохнул, встал, подошел к парапету. Обхватил деревянные перила руками и замер, глядя на маяк, туда, где он много лет назад нашел ее без сознания. Где спас ей жизнь. Солнце заблестело на обручальном кольце.
Мэг заметила его, и у нее внутри все сжалось.
– «Конец», – тихо повторил он. Повернулся к ней. Солнце золотило его густые каштановые волосы. – «Конец» случился восемнадцать лет назад, когда ты уехала, убежала…
– Я не убегала. Я хотела начать новую жизнь, учиться…
– Ты просто нас всех отрезала, не прислала ни одной чертовой открытки на Рождество. Ни одной записочки моему отцу. Или Коваксу, или Эмме, или Томми. И да, я у них спрашивал. Было интересно, вдруг им повезло больше? А Ирен? Ты так и не приехала с ней повидаться.
– Мы с ней виделись в тюрьме, когда я приезжала к…
– Только послушай себя.
Она поджала губы.
– Блейк, мы все через это прошли. Я оставила все позади.
– Мэг, очевидно, нет, потому что смотри – ты вернулась, пытаешься решить нечто нерешенное.
Она обиженно посмотрела на него, сердце стучало, как молот. Блейк удерживал ее взгляд несколько долгих секунд.
– Блейк, мне просто очень нужно об этом рассказать. – Голос Мэг задрожал, неожиданно для нее самой. Она опустила глаза. – Я и сама не понимала, но это так.
Он сел рядом, почти прикасаясь к ней мускулистым бедром. Какое-то время молчал.
– Прости. Я… Просто скучал по тебе.
Она снова посмотрела на его кольцо. Вспомнила их последний поцелуй.
– Ты же понимаешь, что твое пребывание здесь не пройдет гладко? Никто не обрадуется. Ни книге, ни тебе.
Она подняла взгляд, посмотрела ему в глаза. Его губы были так близко. Она помнила их вкус и аромат, словно это было вчера.
– Блейк, я понимаю, что будут возникать вопросы вроде твоих, люди захотят знать причину моего появления здесь. Вероятно, со мной не захотят разговаривать. Но, по моему опыту, по опыту прошлых дел, людям идет на пользу рассказ таких историй. Вроде катарсиса. Вряд ли кому-то есть что скрывать.
Глаза Блейка потемнели, и Мэг стало не по себе. Он провел рукой по щетине на подбородке, посмотрел на бухту, словно у него внутри шла борьба, и наконец улыбнулся. Но на этот раз улыбка казалась вымученной. Он взял ее за руку.
– Мэг, добро пожаловать назад. В любом случае – я рад тебя видеть. – Он замешкался. – Может, сделать тебе завтрак, кофе?
Она убрала руку и вскочила на ноги.
– Нет, спасибо. У меня все есть в фургоне. Заплачу за ночь и уеду примерно через час. Заберу ключи у Ирен, припаркуюсь возле дома.
Он тоже встал и засунул руки глубоко в карманы.
– Я не приму твои деньги. Ни за что. Оставайся сколько понадобится.
Она колебалась: ей ужасно не хотелось прощаться с ним на такой ноте, ведь она хотела – должна была – так много ему сказать, но не могла. Всеми фибрами души ей хотелось крепко обнять Блейка, уткнуться лицом ему в грудь, попросить прощения, сказать, что тоже скучает. И в эту секунду Мэг с ужасной, холодной уверенностью поняла: Джонах был прав. С ней действительно было что-то не так, потому что она не могла этого сделать.
Он кивнул на ее кольцо.
– Итак, когда большая свадьба?
– Сначала нужно закончить здесь.
– В смысле, написать книгу?
– Да.
Он поднял бровь.
Она быстро сменила тему:
– А ты, я смотрю, женат. На ком?
– Эллисон МакМюррей.
– Эллисон из моего класса?
Он кивнул, опуская взгляд. Мэг сама не понимала, почему ее так ранило то, что он женился на милой, кроткой Эллисон, которая так старалась подружиться с ней в школе. Это было глупо. Но внутренний ребенок не умирает никогда. Она не имела никакого права на ревность или чувство собственности по отношению к Блейку.
