— Ссоры не было, — коротко пробормотал Лео.
— Тогда что же случилось?
— Маркс призналась мне… вынужденно… что Ратледж ее брат.
Амелия с подозрением покосилась на Лео:
— И как же ты ее вынудил?
— Какая разница? Ты слышала, что я только что сказал? Гарри Ратледж…
— Мисс Маркс и без тебя хватает сложностей, а ты еще добавляешь, — неодобрительно проворчала Амелия. — Надеюсь, ты не был с ней жесток, Лео. Потому что если ты…
— Я жесток с Маркс?! Это обо мне тебе следует волноваться. После разговора с этой мегерой я обычно еле ноги уношу. Она бросается на меня, словно дикая кошка, и когтями раздирает мне кишки. — Возмущение Лео лишь усилилось, когда он заметил, что сестра пытается скрыть улыбку. — Похоже, для тебя не новость, что Ратледж и Маркс родственники, — добавил он тоном обвинителя.
— Я узнала об этом несколько дней назад.
— Почему же ты мне ничего не сказала?
— Кэтрин просила меня не говорить, и я обещала, ведь речь идет о ее частной жизни.
— Какого дьявола Маркс разводит тут секреты, когда всем остальным нечего скрывать? — Лео резко остановился и требовательно уставился на Амелию, заставив ее замереть на месте. — Почему нужно делать тайну из того, что эта особа — сестра Ратледжа?
— Я точно не знаю, — смущенно призналась Амелия. — Кэтрин сказала только, что так нужно для ее безопасности.
— Безопасности? От кого ей защищаться?
Амелия беспомощно покачала головой.
— Может, тебе лучше спросить Гарри? Хотя я сомневаюсь, что он скажет.
— Видит Бог, кто-то должен мне все объяснить, а иначе я вышвырну отсюда Маркс, она и моргнуть не успеет!
— Лео! — изумленно воскликнула Амелия. — Ты этого не сделаешь.
— Сделаю с превеликим удовольствием.
— Подумай о Беатрикс, это ее ужасно огорчит…
— О Беатрикс я и думаю. Я не позволю, чтобы за моей младшей сестрой присматривала женщина, которая, возможно, скрывает какую-то опасную тайну. Если такой человек, как Гарри Ратледж, что водит знакомство с самыми отъявленными мерзавцами во всем Лондоне, не может открыто признать собственную сестру… чего доброго, она преступница. Тебе не приходило это в голову?
— Нет, — с каменным выражением лица бросила Амелия, возобновляя прогулку. — Честно говоря, Лео, это слишком драматично даже для тебя. Мисс Маркс не преступница.
— Не будь наивной, — фыркнул Лео, догнав сестру. — Всякий, кого ни возьми, не тот, кем притворяется.
После недолгого молчания Амелия осторожно спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Утром я уезжаю в Лондон.
Амелия изумленно округлила глаза:
— Но Меррипен надеется, что ты станешь сажать турнепс, разбрасывать удобрения и…
— Я знаю, чего ждет от меня Меррипен. Я в отчаянии от того, что придется пропустить его увлекательные лекции о чудодейственных свойствах навоза. И тем не менее я уеду. Хочу провести пару дней с Ратледжем и выведать у него то, что меня интересует.
Амелия недоуменно нахмурилась:
— Почему бы тебе не поговорить с ним здесь?
— Потому что у него медовый месяц. Едва ли ему захочется провести свой последний вечер в Гэмпшире, болтая со мной. Вдобавок я решил взять небольшой заказ на проект оранжереи для одного особняка в Мейфэре.
— А мне кажется, ты просто хочешь спрятаться подальше от Кэтрин. Думаю, между вами что-то произошло.
Лео посмотрел на закатное небо, расцвеченное ярко-оранжевыми и пурпурными разводами.
— Темнеет, — нарочито бодрым тоном заметил он. — Нам лучше вернуться.
— Тебе не удастся убежать от своих проблем, ты и сам знаешь.
Губы Лео раздраженно скривились.
— И почему люди так любят это повторять? Разумеется, убежать от своих проблем можно. Я всегда так делаю, и этот прием никогда еще меня не подводил.
— Ты просто одержим Кэтрин, — стояла на своем Амелия. — Это ясно всем вокруг.
— И кто же из нас склонен драматизировать? — усмехнулся Лео, направляясь в сторону Рамзи-Хауса.
— Ты внимательно следишь за всем, что она делает, — упрямо продолжала Амелия, шагая рядом с братом. — Стоит кому-то упомянуть ее имя, как ты тотчас обращаешься в слух. И я замечаю, что в последнее время, разговаривая или споря с ней, ты кажешься более оживленным, чем когда-либо после…
— После чего?
— После скарлатины.
Эту тему в семье всегда обходили молчанием.
За год до того, как Лео унаследовал титул виконта, в деревне, где жили Хатауэи, вспыхнула жестокая эпидемия скарлатины.
Ее первой жертвой стала Лаура Диллард, невеста Лео.
Семья Лауры позволила жениху оставаться у постели больной. Три дня, час за часом, девушка металась в лихорадке у него на руках, пока дыхание ее не остановилось.
Вернувшись домой, Лео слег, пораженный скарлатиной. Заразилась и Уин. Каким-то чудом обоим удалось выжить, но Уин так до конца и не оправилась от болезни, а Лео, выздоровев, изменился до неузнаваемости. Слишком глубокие раны в его душе оставило случившееся. Казалось, он одержим кошмаром, от которого никак не может пробудиться. Его больше не заботило, жив он или мертв. Впоследствии Лео не мог себе простить, что заставил страдать своих близких, взвалив на их плечи еще и этот груз. В самые страшные дни, когда Лео все глубже погружался в свое горе, разрушая себя, семья Хатауэй приняла решение отправить Уин в лечебницу во Франции и послать брата ее сопровождать.
Пока Уин укрепляла слабые легкие в лечебнице и набиралась сил, Лео проводил долгие часы, прогуливаясь по сонным от жары деревенским улочкам Прованса, среди крохотных домишек с черепичными крышами, бродил по выжженным солнцем полям и живописным холмам, усеянным дикими цветами. Яркое солнце, синее небо, дрожащий от зноя воздух и lenteur — восхитительная неспешность жизни — очистили его мысли, наполнив душу покоем. Лео бросил пить, если не считать единственного бокала вина за обедом. Он много рисовал, карандашом и красками, и… предавался горю.
Когда Лео с сестрой вернулись в Англию, Уин не откладывая совершила то, к чему давно стремилась всей душой, — вышла замуж за Меррипена.
Что же до Лео, он пытался всеми силами загладить свою вину перед семьей. Но главное, он дал себе слово избегать любви. Зная, на какую разрушительную глубину чувств он способен, Лео поклялся, что не позволит ни одному человеческому существу вновь обрести над ним власть.
— Сестренка, — уныло проворчал он, замедляя шаг, чтобы идти рядом с Амелией, — если ты вбила себе в голову, что я испытываю какой-то личный интерес к Маркс, забудь об этом. Я хочу лишь выяснить, что за скелет она прячет у себя в шкафу. И, зная ее, могу предположить — скелет самый настоящий.
