Речная сеть Амазонки демонстрирует еще одну закономерность, играющую важную роль в использовании каучука посредством его формы: фрактальность на всех уровнях. Разветвление ручьев похоже на разветвление потоков, напоминающее разветвление рек. Как таковое оно напоминает сложные папоротники, называемые в Авиле чичинда, которые также обнаруживают фрактальность на всех уровнях. Чинда означает случайную груду чего-либо, особенно коряг, которые цепляются за основание стоящего на берегу дерева после разлива. Путем удвоения части слова – чи-чинда – название этого растения сообщает, что в сложном папоротнике паттерн разделения листа на одном уровне является таким же, как на следующем уровне разделения более высокого порядка. Слово чичинда, которым описывают одно запутанное скопление в другом, передает эту фрактальность папоротника в различных масштабах; паттерн на одном уровне включен в тот же самый паттерн на уровне более высоком, чем уровень включенного.
Кроме того, фрактальность речной сети является однонаправленной. Двигаясь вниз по гидрографической сети, мы видим, как мелкие реки впадают в более крупные, а вода становится все более сосредоточенной на все меньшем пространстве. Да Кунья (1998: 10–11) отметила любопытное явление в бассейне реки Хуруа во время каучукового бума. Там возникла обширная сеть кредитно-долговых отношений, перенявшая вложенный, фрактальный и повторяющийся на всех уровнях паттерн, который был изоморфным с речной сетью. Торговец каучуком, находившийся на месте слияния рек, предоставлял кредит вверх по течению и в свою очередь был в долгу перед более крупным торговцем, разместившимся у следующего слияния вниз по реке. Этот вложенный паттерн связал туземные общины самых удаленных лесов с каучуковыми баронами устья Амазонки и даже Европы.
Однако не только люди используют однонаправленный вложенный паттерн речной сети. Подобно торговцам, речные дельфины также собираются в местах слияния рек (Emmons, 1990; McGuire and Winemiller, 1998). Они кормятся рыбой, которая скапливается здесь из-за этой вложенной особенности речной сети.
Пребывание внутри формы не требует усилий. В этом смысле ее каузальная логика совершенно отличается от логики «стимул – реакция», которую мы обычно связываем с физическим усилием, необходимым для совершения действия. Сплавляемый по течению каучук в конечном счете попадет в порт. Тем не менее приведение каучука в эту форму требовало большого труда. Понадобилось много умения и усилий, чтобы найти эти деревья, добыть латекс, собрать его и затем доставить к ближайшему источнику
[148]. И, что еще более важно, нужны были принудительные действия, чтобы заставить других этим заниматься. Во время бума каучуковые бароны устраивали облавы в Авиле и многих других деревнях в Верхней Амазонии в поисках людей для рабского труда (Oberem, 1980: 117; Reeve 1988).
Неудивительно, что такие деревни, как Авила, должны были привлечь внимание каучуковых баронов, ведь их жители уже умели использовать лесные формы для добычи ресурсов. Подобно тому как сбор каучука подразумевает использование речной формы для доступа к деревьям, охота также полагается на форму. Из-за большого разнообразия видов, их локальной редкости и отсутствия единого сезона плодоношения, плоды, которые едят животные, в значительной степени рассредоточены как во времени, так и в пространстве (Schaik, Terborgh, and Wright, 1993). Это означает, что в любое конкретное время здесь будет существовать своеобразная геометрическая совокупность плодовых ресурсов, которые привлекают животных. Питающиеся плодами животные усиливают паттерн этой совокупности. Их привлекают не только плодоносящие деревья, но очень часто и повышенная безопасность, которая сопутствует кормежке во многовидовом сообществе. Каждый его член «способствует» своими видоспецифичными способностями выявлению хищников, повышая тем самым групповое восприятие потенциальной опасности (Terborgh, 1990; Heymann and Buchanan-Smith, 2000: особенно 181). Хищников, в свою очередь, привлекает это сосредоточение животных, что еще более усиливает паттерн распространения жизни в пространстве лесного ландшафта. Результатом становится особый паттерн потенциального мяса дичи: сгруппированные, меняющиеся, крайне эфемерные и локализованные скопления животных чередуется с обширными зонами относительной пустоты. Поэтому охотники из Авилы не охотятся на животных напрямую. Чаще они стремятся обнаружить и использовать эфемерную форму, образованную специфичным пространственным распространением или конфигурацией тех видов деревьев, которые плодоносят одновременно, поскольку это привлекает животных
[149].
Охотники, сведущие в использовании лесных форм, оказываются идеальными сборщиками каучука. Однако, чтобы заставить их этим заниматься, часто приходилось охотиться на них, как на животных. Для этого каучуковые бароны часто вербовали членов враждебных туземных групп. На фотографии Майкла Тауссига (1987: 48), запечатлевшей таких охотников на охотников в регионе Путумайо в колумбийской части Амазонии, мужчина на переднем плане не случайно надел на себя ожерелье из клыков ягуара и одежду белых (рис. 7).
Принимая физический облик хищного ягуара и доминирующего белого человека (классическая мультиприродная перспективистская стратегия, используемая шаманами; см. Главу 2), он может видеть индейцев, на которых он охотится, и как добычу, и как прислужников. Этих охотников на охотников, о которых пишет Тауссиг, называли «мучачос», или мальчики, – как напоминание о том, что они также находились в подчинении у кого-то еще, а именно у белых баронов. Каучуковая экономика усилила иерархический трофический паттерн хищничества (плотоядные, например, ягуары, находятся «выше» травоядных, например, оленей, на которых они охотятся) и по ходу развития соединила его с патерналистским колониальным паттерном.
Рис. 7. Охотники на охотников в эпоху каучукового бума. Из собрания коллекции Уиффен, Музей археологии и антропологии, Университет Кембриджа
Как я упоминал, Авила была отнюдь не лишена опасности налетов с целью захвата рабов. Одна из первых историй, которую Америга рассказала во время моей первой поездки в Авилу в 1992 году, была о том, как ее бабушку, когда та была еще ребенком, от рабства уберегло то, что ее попросту вытолкнули через заднюю стенку их бамбукового дома как раз в тот момент, когда на пороге показались налетчики. Раскинувшаяся в предгорьях Анд Авила находится далеко от судоходных рек и высококачественных источников каучука. Гевея бразильская, из которой получается лучший каучук, здесь не растет. Тем не менее посредством грубого принуждения многие жители Авилы были втянуты в форму каучуковой экономики. Их силой переселили далеко вниз по течению реки Напо (сейчас это территория Перу) и даже дальше – туда, где судоходные реки и каучуковые деревья были в изобилии. Не вернулся почти никто
[150].
