– О, да-да, несомненно! – понимающе откликнулся казначей. Бургомистр осадил его строгим взглядом и повернулся к Экстазио.
– Уверяю вас, – продолжил тот, – я никогда не отправлюсь в путешествие, не составив предварительно прогноза… не выяснив всего, что возможно, о том месте, в которое направляюсь – как можно?
– Но вы наверняка окинули, так сказать, взором только ближайшие перспективы… – усомнился бургомистр.
– Понимаете ли… прогнозы – штука тонкая и трудно бывает истолковать… ммм… видения, если ограничиваться только ближайшим будущим. Как правило, приходится, как вы очень точно выразились, окинуть взором всю необозримую последовательность событий, чтобы выбрать те, которые находятся в непосредственной близости…
– И что же?
– Уверяю вас, вам не о чем беспокоиться!
Провидец отмахивался от них, уговаривая не гневить бога, не привередничать и радоваться, что всё устроено так замечательно. Его бодрый тон окончательно встревожил отцов города: так врач лгал бы больному, которому не в силах помочь, – и они вцепились в него со всей решимостью отчаяния. Не зная уже, как от них отделаться, провидец распахнул окно, приглашая полюбоваться открывавшимся видом и проникнуться благодарностью к богу и судьбе, но осёкся. С лица его сползла фальшивая улыбка, оно помрачнело. Да, лицо его помрачнело, просветлело и помрачнело вновь.
– Видите этого, с вороной?
Отцы города столпились у окна. Неизвестный с птицей на плече стоял спиной к ратуше и виделся из ее окна неподвижным черным силуэтом на фоне ослепительного сверкания моря-океана.
– Поставьте ему памятник, – сказал провидец. – И можете спать спокойно.
И ушел, не пожелав прибавить к сказанному ни единого слова. В Суматохе его больше никогда не видели.
Вечеринка на Туманной косе
– А правду говорят, что лягушки от дождя заводятся? – печально обронил в окружающий сумрак толстый Хо. Сумрак слоился белесыми волоконцами, кудрявыми завитками, сладкий и терпкий аромат чернослива мешался с острым запахом водорослей.
– Нет, лягушки – от сырости, – твердо сказал длиннолицый Мак-Грегор, не выпуская трубки из зубов.
– Ну да, от дождя и сырость, – встряхнул мокрыми космами Видаль. Птица у него на шляпе сердито захлопала крыльями и выкрикнула что-то не совсем приличное. Видаль поднял руку и погладил ее, успокаивая.
– Не скажи, – протянул белобрысый Олесь Семигорич. – Если, например, болото, то и дождя не надо.
– Как это – дождя не надо? – насупился Ао. – Это кому тут не надо дождя? Тебе, что ли, божий приемыш? Так и скажи, я тебя из очереди вычеркну.
Может, шутит, а может, и нет. Выяснять – себе дороже. Трава посохнет, озерцо новорожденное обмелеет, а в озерце – рыба, раки, водомерки, да и лягушки те же…
– Да не кипятись ты, водяной, нужны мне твои осадки, во как нужны! Жду тебя на Райдуге не дождусь.
– Не водяной, а дождевой, и не осадки, а…
Мак-Грегор из Долгой долины ласково двинул зануду кулаком в плечо.
– Угомонись. Это ты к месту не привязан – там язык почешешь, тут словом перекинешься. А люди всё больше по одному и молчком, дай уж душу отвести. Тем более – праздник такой!
– Да ты послушай, они же нарочно. Видаль, зараза, зазвал в гости – и подкалывает!
– Брось, Ао. Язык без костей, что хочет, то и лопочет, а насквозь не проткнет, – и подвинул Дождевому кружку. Пышная пена качнулась над ней, поползла по крутому боку, оставляя на темной поливе влажный след. Ао сверкнул глазами и припал к источнику наслаждения.
Блюдо с жареной дичью было шириной со стол, вокруг него сгрудились миски с вареной картошкой, на широких тарелках пушился молодой укроп, курчавилась петрушка, вперемежку лежали сладкие перцы, мясистые, сочные – и их поджарые злые родичи. Вереница кувшинов, полных отличного холодного пива, протянулась вдоль стола.
Длинный стол, покрытый домотканой скатертью, стоял прямо на песке у залива. Меленькие медленные волны двух шагов не докатывались до него. Над заливом плыла в тонких облаках нестерпимая луна. Сестра ее, близнец, распустив серебряные косы, купалась в спокойной воде.
За спиной уютный желтый свет лился из закругленных сверху окон; дом, как живой, тоже грелся в негромком тепле дружеской пирушки. Над замшелой крышей высоко тянулись сосны, от черной массы слитых в темноте крон казалось светлее усеянное мелкими гвоздиками небо. Из тьмы за соснами доносился приглушенный шум прибоя. Там было море, и волны его бежали из неведомого далека.
Дом мастера стоял между морем и заливом, на длинной широкой косе, поросшей лесом.
Гости любовались ночным пейзажем вскользь, не приглядываясь. Только здешний смотритель в точности знает, каким должно быть место. А другие мастера, если станут пристально глядеть, такого наворотить могут… Не слишком велика, да и не сразу заметна разница, все они умеют запоминать точно. Но мельчайших расхождений хватит, чтобы сбить с толку место, и оно начнет сомневаться в себе. Начинай сначала, мастер!
Только вскользь, бережно, едва касаясь – и уже у себя под полуприкрытыми веками, что запомнили – тем любуются от души, смакуют мелочи.
– Да вы не поняли, люди… – вздохнул Хо. – Я ведь серьезно. У меня лягушки не заводятся. Я уж и комаров развел – думал на корм приманить… – Хо сокрушенно развел руками.
– А как в прошлом месте? – придерживая рукой птицу, наклонился к нему Видаль. – Росные луга – твоя ведь работа?
Хо скромно потупился.
– У тебя там такое озеро получилось, умру от зависти. Рассвет… Туман лентами над водой… А вода перламутром отливает…
– У тебя здесь очень красиво… – Хо опустил глаза еще ниже, выказывая бережное уважение к труду хозяина.
– И да, помню, булькали там какие-то по ночам. Точно-точно, лягушки у тебя были.
– Да они там как-то сами… Я и не заметил. Кажется, они там сразу были. А в Тростниках – ни в какую. Ни вот такой малюсенькой лягушечки не видел. И не слышал. – Хо снова вздохнул.
Видаль покачал головой.
– Я своих на дудку. – Он отвернул полу куртки и перебрал пальцами стройные коричневые стволки. – Эта – для зябликов. Зябликов люблю. Вот молоточек – для дятла. А вот эта корявенькая – как раз для лягушек.
– Я и так пробовал, – печально кивнул Хо и вынул из-за пазухи бамбуковую флейту. – Не приманиваются.
– Тогда тебе надо их самому сделать, – заметил Олесь. – Вылепить из глины. Или подождать, пока придет к тебе Дождевой Ао и лягушки заведутся от дождя.
– Долго ждать еще…
Берег качнулся. Не сильно, едва ощутимо, но мастерам и этого было достаточно.
Повскакивали, опрокинув скамью. Видаль, бросив через стол худое тело, вытянулся над самой водой, взгляд повел по кромке горизонта, медленно передвигая полусогнутые ноги, поворачивался вокруг себя. Даже капризная жилица притихла на шляпе, только крылья развела, готовая взлететь при резком движении. Гости притихли, не мешали пока, но на помощь кинуться были готовы в любой миг. Даже если хозяин не успеет сказать, какая помощь ему нужна и от чего. И так ясно: если дрогнуло уже крепкое, почти готовое место, крепкое настолько, что мастер-смотритель пригласил Дождевого Ао, значит, что-то враждебное вторглось – и надо давать отпор. И гости стояли, прикрыв глаза, копя силу и пока не вмешиваясь.
