– Да вряд ли, Печерский ведь к тому времени уже погиб, – пробормотал я. – С чего бы они в суете и спешке стали с ней что-то делать?
Ванька только тяжело вздохнул:
– Вот и я на это надеюсь. Ну, значит, либо посттравматическое расстройство, либо…
– Что?!
– …либо вообразила, что все, кем она дорожила, ее предали, – отрезал Иван.
– В смысле?
– Вот кто ей в этой жизни дорог был? Ты, я да родители. Ты для себя все уже решил, это понятно. Я тогда в квартире сам сделал ей обездвиживающий укол, чтобы приор Гай мог уволочь ее в чертову пещеру. У меня выбора не было, приор был вооружен, и Таська вроде как это понимает. Но в душе, может, считает, что я ее предал, струсил, не сумел защитить. А потом еще оказалось, что с родителями ничего не случилось, как мы боялись… Да они просто забили на нас и бухали в свое удовольствие! Теперь вернулись, но что толку – просто заботливые биороботы.
Ванька в полном расстройстве нокаутировал кулаком воздух. Не зная, как утешить, я хлопнул (очень осторожно) его по плечу:
– Не переживай, Тася обязательно станет прежней. Вот вернутся Соболи, у них обоих ого какой опыт приводить подростков в норму.
– Не знаю, Соболь, может, и спец, – пробормотал Разин. – Но я просто хочу как можно скорее увезти ее подальше отсюда, чтобы ничто не напоминало, чтобы все заново начать.
Я привычно ощутил давление целого Эвереста в районе грудной клетки. Хотел сказать Ивану, что он ошибается: ничего я не решил, но он заговорил первым.
– Слушай, тут такое дело, – начал он, сильно морщась – как всегда, когда тема была ему особенно неприятна. – Я хотел поговорить с тобой насчет твоей Кирки…
– С ней-то что?
– Она здорово изменилась, не находишь?
Я пожал плечами:
– Это как посмотреть. Если сравнивать с той, какой полгода назад была, так это вообще другой человек. А вообще нет. Почему спрашиваешь?
– Что-то в ней… не то, в общем. Я сегодня наблюдал за ней там, у Шакракумора. Такое впечатление, что она изо всех сил пытается вести себя и выглядеть нормально. А сама даже не помнит, кому и что говорила…
– В смысле?
– Ну, про ее боязнь оставаться одной дома ты мне однажды рассказал, не она. Так почему не возразила?
– Вань, да ты чего, в самом деле? – Кажется, обновленный Разин был склонен делать из мухи слона. – Она могла сто раз забыть, что там тебе говорила.
– Да чего ж тут забывать, если она вообще со мной никогда не разговаривала, – хмыкнул Иван. – Не снисходила, только сообщала, когда и где ее забрать. Слушай, я бы не поднимал эту тему, но…
Он отвернулся и стал изучать недавно выросший вдоль дороги домик биордов, весь резной, с многочисленными деревянными выступами и перекладинами. Тася так и торчала около канала, мне даже показалось, что моргол с ней любезничает.
– Да говори уже!
– Знаешь, тогда, когда вы убежали и все это случилось… В общем, она так страшно кричала, металась по коридору, даже за металлической дверью было слышно. А теперь стала такая спокойная, невозмутимая. Иногда человек радикально меняется, когда зацикливается на одной идее. Я, конечно, не атлант, не могу знать, что у вас в голове творится, когда гибнет пара. Поэтому спрошу прямо: ты не допускаешь мысли, что она хочет отомстить за Игоря?
– Кому это? – удивился я совершенно искренне.
– Тебе, например.
– Я же ее брат!
Ванька хмыкнул и покосился на меня как на несмышленыша:
– Ага, и ты прикончил главного человека в ее жизни.
– Слушай, я понимаю, родство может ничего и не значить. Но она мне только за сегодня дважды жизнь спасла! Хотела бы отомстить – позволила тем чудищам покончить со мной. Трудно придумать что-то хуже, чем быть заживо порванным на куски, согласен? А Иоле отомстить… Тоже не катит, она проделала эту штуку с браслетом, когда Игорь все равно уже не был собой.
– Ладно, я понял, – едва успел проговорить Иван, потому что Тася закончила беседу и подбежала к нам.
Я заметил, что на половине пути ее улыбка и оживление словно иссохли, а сама девочка сгорбилась и низко опустила голову.
В молчании мы продолжили путь. Я невольно обдумывал на ходу слова Ивана, хоть и не верил в них, само собой. Но, возможно, Кира в самом деле таит от нас свое горе, нуждается в помощи? Так задумался, что не замечал дороги, пока друг не ткнул меня кулаком в бок.
– Наш двор вроде?
Да, узнать было трудно: за это время серые скучные стены выстроившихся буквой «П» домов полностью исчезли под зелеными побегами вьюнков, двор тонул в зелени и больше напоминал поляну в лесу.
Был уже почти вечер, очень теплый и какой-то южный, наверное, потому, что сгущались сумерки, ведь до наших белых ночей оставалось еще месяца три. Большинство окон стояли распахнутыми настежь, как и двери парадных: в домофонах больше никто не нуждался. Детская площадка в центре двора тоже преобразилась: теперь это был зеленый холм с песчаными дорожками и множеством аттракционов, рассчитанных на детей разных рас. Там даже было небольшое озерцо, в котором резвились утки-мандаринки. Пересекая двор и озеро, тянулся ровный, словно по линеечке вырытый канал – улица для морголов. На траве сидел циклоп, призванный в дневное время суток приглядывать, чтобы какой-нибудь малыш не свалился в воду.
Было время ужина, и в центре двора вокруг длинного стола собралось с полсотни жильцов дома. До меня доносились оживленные голоса, смех, на свободной от посуды части стола мужчины рубились в домино, смачно шлепали костяшками по столешнице. Я разглядел среди собравшихся свою мать, помолодевшую, с подвитыми волосами до плеч – такую ее прическу я помнил из детства, потом уже она коротко стриглась. Поискал глазами отца – его тут не было.
– Похаваем вместе?
– Что? Нет, – отклонил я предложение Ваньки.
– Ну, давай, до завтра! – сказал мне Иван и снова похлопал по плечу. – Придем в лагерь к завтраку. Еще раз поговорю с Тасей, может, она пока не хочет снова жить под землей, но придем-то в любом случае. Так что пожрать нам оставьте, слышишь?
– Не боись, у нас не проголодаешься, – хмыкнул я. – До завтра.
Иван отошел, и тогда Тася тоже осторожно приблизилась ко мне, не поднимая глаз, протянула руку. Я с предельной осторожностью пожал ее теплую ладошку.
– О чем болтали с морголом?
Девочка вздрогнула, словно не ждала, что я заговорю с ней, ответила, почти не разжимая губ:
– Да так, он тоже прежде жил в Черных Пещерах, нашлись общие знакомые. Ну, до свидания?
Мне очень хотелось сказать, что она бы могла поболтать и со мной хоть пару минут – ну чем я хуже моргола? Но Тася уже тянула руку, утекала, как ручеек. Стоило мне пробормотать «Пока», как она едва ли не бегом устремилась к дворовому застолью, где у каменной печки кашеварила ее мать. Я видел, как женщина, всплеснув руками и выронив поварешку, кинулась обнимать сына и дочь, от играющих в домино отделился старший Разин и приветствовал наследников восторженными воплями.
