Псевдо-Тор снова зарычал, парапет под ним начинал рушиться, а с небес вновь грянула боевая музыка, показавшаяся мне совершенно неуместной.
«Давай, – раздался в дальнем уголке моего сознания голос Попрыгуньи, – давай же! Тебя ведь все таким умником считали!»
– Мне казалось, что это ты в случае чего должна помешать ему меня убить! – сердито заметил я.
«Нет, – возразила Попрыгунья, – с Тором ты сам должен разобраться. Ну а меня вполне устраивают оба варианта».
Ничего себе! Это и впрямь был удар ниже пояса. Ее слова болью отозвались в моем сердце. Как она могла – после всего, что я для нее сделал! Я наспех порылся в ее мыслях, связанных с игрой, надеясь найти хоть какие-то знания, способные помочь мне в битве с Тором, и отыскал некое заклятие, которое меня буквально окрылило. Правда, я к таким крыльям совсем не привык – уж больно они были велики и неуклюжи; они скорее походили на крылья дракона, а не птицы, но все же сумели унести меня от беды. На этих крыльях я вознесся прямо на мост Биврёст, который был настолько похож на настоящий, что у меня просто сердце защемило; с другой стороны, я прекрасно понимал, что он не настоящий, и от этого сердце у меня щемило еще сильней.
Вдруг вокруг меня вспыхнули яркие лучи радужного света, пиками пронзая небеса, и я почувствовал, что моя «пикселированная» душа готова к сражению. Опасность, конечно, была велика, и все равно оказалось очень приятно вновь оказаться на поле брани! Вы, возможно, считаете меня существом скорее интеллектуального склада, не слишком склонным к простым физическим действиям, так что, с вашей точки зрения, приходить в восторг от предстоящей смертельной схватки мне вовсе не следовало бы. Однако я испытывал именно восторг, предвкушая ее. Я всегда наслаждался участием в сражениях. Именно поэтому колдунье Гулльвейг-Хейд и удалось переманить меня на свою сторону, когда она задумывала Рагнарёк.
И меня на мгновение охватила ностальгия. Да, прекрасная, безжалостная, лживая насквозь Хейди поистине была воплощением всего того, чем я всегда восхищался! И если бы она тогда не предала меня… великие боги, чего мы с ней могли бы достигнуть!
С востока приближается корабль горящий,
Им правит Локи. И мертвые встают из гроба,
И прóклятые с поводка сорвались;
И рядом с ними мчатся Страх и Хаос.
Я понял, что невольно произношу вслух эту строфу Пророчества Оракула, и голос мой прямо-таки звенит над разрушенной крепостной стеной. Я и позабыл, сколь могущественными казались эти слова в дни нашего братства. Сколько в них таилось силы, сколько тайны и гибельных предчувствий.
Я посмотрел вниз: псевдо-Тор, уже приближавшийся к опорам моста, вдруг словно застыл в полупрыжке. «Интересно, – подумал я, – неужели он тоже вспомнил?»
– Ты помнишь, как это было? – крикнул я ему. – Помнишь, как величественно надвигался на Асгард Флот Мертвых? Помнишь дымную вонь костров и вой волков-демонов?
Тор поднял голову и посмотрел на меня. Глаза его так сверкали, что казалось, из них сыплются искры. А затем очень медленно он начал подниматься ко мне.
Я попытался воздействовать на него еще одной строфой Пророчества:
Река огня катится с юга, льды наступают с севера,
И солнце с воплем падает с небес на землю.
Распахнуты ворота Хеля, путь туда свободен.
Разверзлись пропасти в горах. Летают ведьмы.
Тор зарычал и стал взбираться быстрее. И теперь, когда он был уже довольно близко от меня, я заметил, что в глазах его светится, пожалуй, нечто большее, чем просто звериная ярость. Пожалуй, это было похоже на… ум!
Разумеется, определить, насколько Тор умен, всегда было трудно, почти невозможно. Во всяком случае, в своем прежнем обличье «гигантом мысли» он точно никогда не был. Но сейчас перед ним все-таки стояла вполне конкретная цель, и он явно произвел в мозгу кое-какие расчеты, хотя еще несколько секунд назад об этом даже не думал.
– Слушай, я тебя просто не узнаю! – насмешливо воскликнул я. – Неужели это действительно ты? Может, теперь все-таки уделишь мне внимание?
Но Тор продолжал молча карабкаться на мост, и выражение лица у него было чрезвычайно сосредоточенным. Теперь, находясь уже совсем близко от меня, он весь светился ярким, пурпурно-красным и золотистым сиянием. Мне было слышно, как тяжело, с хрипом он дышит – словно толстый ствол дерева пилит.
– Ну же, давай скорей, – подбодрил я его. – Настоящий Тор никогда не стал бы так медлить.
Тор как-то странно хмыкнул, ухитрившись соединить в этом звуке ярость и некое удовлетворение, а потом тихо промолвил:
– Да, это и впрямь ты. А я думал, что все еще вижу сон.
И он, совершив последний могучий прыжок, приземлился на мосту точно напротив меня. На мой взгляд, это не слишком соответствовало действительности: ведь в былые времена Тору было запрещено пользоваться мостом Биврёст. Запрет был наложен после одного неприятного случая, когда Тор повредил мост, проезжая по нему на своей повозке, запряженной козлами
[31], а перед этим он до ушей накачался пивом и сожрал половину жареного быка; впрочем, даже когда наш здоровяк бывал трезв, он тоже не отличался ни особой ловкостью, ни легкостью движений.
Впрочем, сейчас все это значения не имело. Главное было сделано: Тор стоял на Радужном мосту в обличье истинного Громовника, вполне очнувшийся ото сна, настороженный, выжидающий и, как всегда, готовый убивать.
«Ты его уже заманил?» – услышал я нетерпеливый и возбужденный голос Попрыгуньи. И сразу же вокруг нас снова, как и при моем первом появлении в мире игры, засияли огни, загремели фанфары, а в небесах появилась огромная надпись:
Что ж, яснее, кажется, и быть не могло. Спасение Тора всегда было главной целью Старика. Какое же разочарование его, должно быть, постигло в тот раз, когда вместо сына перед ним появился я! И как хорошо он сумел скрыть свое удивление! Как умело обвел меня вокруг пальца, отправив сюда!
«Доверься мне. У меня имеется некий план» – так он мне сказал, и я этому поверил. Но до конца ли я ему доверял? Доверять Одину? Да за кого он меня принимает? Десять против одного – он планировал принести меня в жертву ради спасения Тора! Он даже готов был снова отправить меня в Нифльхейм, лишь бы дать своему сыну возможность возродиться во плоти. Я практически сразу об этом догадался – с того самого момента, как он назвал меня Капитаном. О да, я, разумеется, притворялся, будто колеблюсь – мне нужно было заставить Одина поверить, что я на его стороне, – но, честно говоря, это было оскорбительно. Подозрительность – одно из главных моих свойств и одно из моих имен. А потому я с самого начала, конечно же, ожидал со стороны Одина предательства и, разумеется, строил ответные планы.
