– Отлично, – продолжала машина. – Укажите мне пункт назначения, избегая использования нецензурных слов, пожалуйста.
По пути домой, вспомнив, что холодильник два месяца стоял пустым, Грейсон заехал на рынок. Когда он стоял у кассы, кассир с подозрением разглядывал его – не унес ли он в кармане неоплаченную пачку жевательной резинки! Даже от стоящих в той же очереди людей на Грейсона веяло холодком. Грейсон буквально кожей ощущал окружавшую его ауру предрассудков. И почему некоторые люди сознательно становятся фриками? – думал Грейсон. Да, именно сознательно! У него у самого был двоюродный брат – убежденный и последовательный фрик.
– Когда всех и все посылаешь подальше, – говорил тот, – чувствуешь себя по-настоящему свободным.
Чтобы так говорить, нужно было обладать изрядным чувством юмора, потому что в его запястья были хирургическим путем имплантированы наручники – модная тогда среди фриков модификация тела. Как раз, чтобы почувствовать себя истинно свободным.
Но не только незнакомцы теперь относились к Грейсону по-другому. Приехав домой и разложив по местам вещи, которые он брал с собой в академию, Грейсон написал разным друзьям несколько писем, в которых сообщил, что вернулся и что все в его жизни пошло не так, как он надеялся. Грейсон был не из тех, кто способен поддерживать тесные дружеские отношения. Не было в его жизни человека, перед которым он полностью раскрыл бы душу или обнажил свои слабые места. Но в конечном счете эту потребность Грейсона удовлетворяло «Гипероблако». Друзья же, как правило, отделывались вежливыми ответами и, самое большое, пожеланием хорошей погоды. Надежные друзья!
Теперь же Грейсон не получил от друзей и таких ответов, что заставило его задуматься о том, какой же хрупкой субстанцией является дружба. Тогда он позвонил им. Большинство переправили его звонок на голосовую почту. Те же, кто поднял трубку, сделали это явно машинально, не подозревая, кто звонит. На их мониторах он теперь значился под ярлыком «фрик», и они, настолько вежливо, насколько были в состоянии, по-быстрому закончили разговор. Хотя никто из друзей не стал блокировать Грейсона, он засомневался, будут ли они с ним общаться. По крайней мере, до тех пор, пока большая буква «Ф» против имени не исчезнет из его профиля.
Зато Грейсон получил письма от людей, с которыми вообще не был знаком.
– Эй, приятель! – писала какая-то девица. – Добро пожаловать в стаю. Давай напьемся и что-нибудь сломаем.
На своем юзерпике девица изобразила себя с бритой головой и тату пениса на щеке.
Грейсон захлопнул компьютер и швырнул его об стену.
– Вот и сломали! – прорычал он в пустоту комнаты.
В этом совершенном мире место было для всех и для каждого, но место Грейсона и место девицы с пенисом на щеке располагались в разных вселенных.
Он наклонился и подобрал компьютер, который дал трещину, но работал. Наверняка дрон уже несет ему новую машину – если, конечно, фрикам тоже автоматически заменяют сломанную технику.
Грейсон вновь вошел в сеть, стер сообщения от назойливых фриков, наперебой зазывавших его в свою компанию, и в отчаянии написал письмо «Гипероблаку»: «Как можно было так поступить со мной?»
Ответ пришел моментально. Он гласил: «Доступ к внутренним сетям «Гипероблака» закрыт».
Ничего худшего за этот день, думал Грейсон, произойти уже не могло. Но в этот момент на пороге его комнаты появились жнецы.
Жнец Кюри и Жнец Анастасия не бронировали номер в отеле «Луисвилль Гранд-мерикана» заранее. Они просто вошли в вестибюль и тут же получили номер. Так и обстояли обычно дела: жнецам не нужны были ни бронирование, ни билеты, ни предварительная договоренность о встрече. В отелях им всегда выделяли лучшие аппартаменты, а если свободных номеров поначалу почему-то не было, то через несколько минут номера каким-то мистическим образом появлялись.
Жнеца Кюри лучшие номера не интересовали. Она попросила обычный номер с двумя кроватями.
– Надолго в наши края? – спросил служащий за стойкой. Он нервничал и суетился с того самого момента, когда жнецы вошли в вестибюль. Его глаза ни на секунду не задерживались на одной из них, словно он боялся получить за это выговор или чего похуже.
– Поживем, пока не решим уехать, – ответила Жнец Кюри, забирая ключ. Ситра же улыбнулась, чтобы хоть как-то приободрить служащего.
От услуг коридорного они отказались, и свои сумки понесли самостоятельно.
Не успели они опустить сумки на пол в номере, как Жнец Кюри собралась уходить.
– Есть у нас личные проблемы или нет, но об обязанностях мы забывать не должны, – сказала Жнец Кюри. – Нас ждут люди, которым предстоит умереть. У тебя есть работа или ты со мной?
Ситра не переставала удивляться выдержке и силе воли Мари: они только что едва избежали смерти, а Мари уже готова работать.
– В общем-то, – сказала она, – я назначила жатву месяц назад.
Жнец Кюри вздохнула:
– Твои методы удваивают тебе объем работы. Ехать далеко?
– Час на поезде, – ответила Ситра. – Вернусь засветло.
Жнец Кюри погладила свою длинную косу, вглядываясь в лицо Ситры.
– Я могу поехать с тобой, если хочешь, – сказала она. – И перенести жатву туда, куда едешь ты. Мне все равно.
– Со мной все будет в порядке, Мари. Мы же движущиеся мишени, так?
На мгновение Ситре показалось, что Жнец Кюри все-таки поедет с ней, но в конце концов та не стала настаивать.
– Ладно, – сказала она. – Только будь осмотрительной и, если увидишь что-нибудь подозрительное, сразу же дай мне знать.
Но единственным подозрительным объектом в этой ситуации была сама Ситра, потому что она солгала относительно того, куда собиралась. Несмотря на предостережение, высказанное Жнецом Кюри, Ситра не могла просто так бросить юношу, который спас их жизни. Она уже предварительно выяснила, кто он и где живет. Грейсон Тимоти Толливер. На шесть месяцев старше самой Ситры, хотя выглядит моложе. В его файлах – ничего, достойного внимания, ни положительного, ни отрицательного. Правда, в этом не было ничего необычного – человек как человек. Просто живет обычной жизнью, и все. Ни взлетов, ни падений. Но только до самого последнего времени. За один короткий день скучная и безынтересная жизнь Грейсона была сдобрена перцем с солью и хорошенько прожарена.
Когда Ситра увидела профиль Грейсона, то чуть не рассмеялась – так плохо сочеталась тревожная мигающая надпись «Фрик» с невинными, почти кроличьими глазами на фотографии его владельца. Этот парень – такой же фрик, как Белоснежка.
Жил он в таунхаусе в Верхнем Нэшвилле. Две сестры учатся в колледже, с полдюжины прочих родственников живут отдельно и очень редко навещают его. Родители же постоянно в разъездах.
Отметка о том, что он сделал на дороге, ведущей в «Водопад», уже появилась в его профиле, и Ситра смогла ее прочитать. У нее не было причин сомневаться в словах Грейсона. Окажись Ситра на его месте, она поступила бы так же.
