– Что? – удивился Жнец Пейн.
Ксенократ не обратил на него внимания.
– Жнец Пейн верой и правдой служит сообществу жнецов, на его репутации ни единого темного пятна, и он не принадлежит ни к одной из фракций сообщества. Руководствуясь здравым смыслом, он сможет руководить вами, пока поднятый на нынешнем конклаве вопрос не будет разрешен Всемирным Советом. И это будет моим первым делом в должности Члена Всемирного Совета. Мое последнее дело в должности Высокого Лезвия Мидмерики таково: я назначаю расследование по запросу Жнеца Анастасии. Результаты голосования будут запечатаны до его окончания.
Затем, подняв руку с молоточком, Ксенократ провозгласил:
– Объявляю Зимний конклав Года Хищника закрытым.
– Разве я не говорил, что она всколыхнет это болото? – произнес Жнец Константин за столом во время многолюдного обеда в одном из лучших ресторанов Фалкрум-Сити. – Примите мои поздравления, Анастасия!
На его лице появилась ухмылка, которая при иных обстоятельствах могла бы показаться язвительной.
– Сегодня вы – самый любимый и одновременно самый ненавидимый жнец Мидмерики, – заключил он.
Анастасия поняла, что сказать ей в ответ нечего.
Жнец Кюри, заметив ее нерешительность, пришла на помощь.
– В этом специфика нашей территории, моя милая, – сказала она. – Чтобы доказать свою значимость, обязательно нужно снести кому-нибудь голову.
– Я ничего никому не доказывала, – возразила с улыбкой Анастасия. – Я, как Ханс Бринкс, заткнула пальцем дырку в дамбе. И мой палец все еще там.
– Именно так, – кивнул Жнец Сервантес. – Он удерживает скопившиеся темные воды. До следующей попытки прорыва. Но с каждым разом мы будем находить все более изящное решение этой проблеме.
За столом сидело более дюжины жнецов – достойное собрание знаменитостей. Каким-то образом среди них оказался и Жнец Моррисон.
– Это я подал Анастасии идею, – сказал он сидевшим рядом с ним жнецам. – Неплохо получилось, верно?
Анастасия была все еще слишком взволнована произошедшим, чтобы обращать на Моррисона внимание. Она думала, что где-то в городе сторонники Годдарда, так называемые новые жнецы, зализывают раны, проклиная ее имя. Здесь же она была надежно защищена от их ярости.
– Надеюсь, что события сегодняшнего дня оставят след в вашем журнале, – проговорила, обращаясь к ней, Жнец Энджелоу. – Думаю, что этот текст войдет в анналы как один из наиболее существенных следов, оставленных жнецами в истории человечества – так же, как и записи Мари о ее ранних актах жатвы.
Мари почувствовала себя неловко.
– Что, люди все еще читают про это? – спросила она. – Я думала, эти журналы погребены в Александрийской библиотеке и никто их больше не видит.
– Вот уж образец скромности! – усмехнулась Жнец Энджелоу. – Ты же знаешь: многое из того, что ты писала и пишешь, становится популярным чтивом, и не только среди жнецов.
Мари отмахнулась:
– Я никогда не читаю того, что пишу. Написано – и с плеч долой!
Анастасия была согласна – ей придется описать сегодняшнее происшествие. Но, кроме того, она сможет и высказать свое мнение.
Конечно, то же самое сделает и Годдард, но только время определит, кто из них прав и чьи слова сохранит история. Сейчас же ей менее всего хотелось обсуждать свое место в истории.
– Мы подозреваем, что именно Жнец Рэнд стояла за покушениями на ваши жизни, – сказал Константин. – А Брамс исполнял роль посредника. Но она ловко заметала следы, а нам не разрешено расследовать дела, в которых замешаны жнецы, с таким же… с таким же усердием, как и дела обычных граждан. Но теперь обстановка существенно изменится, поскольку мы будем наблюдать за обоими, и им это известно.
– Иными словами, мы теперь в безопасности, – предположила Жнец Кюри.
Константин сделал неопределенный жест, пошевелив пальцами.
– Я не уверен в этом на сто процентов, – ответил он. – Но вы можете выдохнуть. Любая попытка нападения на вас будет восприниматься как выпад новых жнецов. А это скомпрометирует их позицию.
Славословия в адрес Анастасии звучали и тогда, когда была подана еда. Она же чувствовала себя не в своей тарелке.
– Определенно, то, что вы сделали, – это был знак свыше, – говорил Жнец Сунь-Цзы. – И так точно рассчитать время!
– Это предложил Жнец Сервантес, – отозвалась Анастасия, чтобы хоть как-то отвлечь от себя всеобщее внимание. – Сделай мы запрос до голосования, его бы отложили, а, если бы мы выиграли, в списке остался бы Ницше и у них было бы время, чтобы обеспечить ему поддержку. Теперь же, когда голосование прошло, в случае удовлетворения нашего запроса Годдард будет дисквалифицирован, а Жнец Кюри автоматически станет Высоким Лезвием.
Жнецы были вне себя от радости.
– Вы обманули обманщиков!
– Вы победили их в их собственной игре.
– Это был шедевр политической интриги.
Но Анастасии было по-прежнему не по себе.
– Вы считаете меня коварной и хитрой? – спросила она.
Но Жнец Мандела, отличавшийся ясностью и строгостью мысли, указал на другой аспект произошедшего, в более широкой перспективе – той, которую Анастасия не хотела видеть.
– Вы должны считаться с фактами, Анастасия, – сказал он. – Вы использовали технологические ресурсы системы, чтобы взорвать ее изнутри и добиться своих целей.
– Настоящий Макиавелли, – с обычной своей ядовитой усмешкой произнес Константин.
– О, прошу вас, – взмолился Сунь-Цзы. – Я всегда недолюбливал Жнеца Макиавелли.
– То, что вы сделали сегодня, – сказал Жнец Мандела, – напоминает безжалостный удар лезвия, которым орудует жнец во время жатвы. Но нам не следует уклоняться от нашего долга, даже если это претит нашим чувствам.
Жнец Кюри положила вилку и, выждав мгновение, заключила:
– Цель не всегда оправдывает средства, моя милая. Но иногда это происходит. И мудрость состоит в том, чтобы уметь отличить первый случай от второго.
Именно тогда, когда обед подходил к концу и жнецы, обнимая друг друга, принялись прощаться, Анастасию поразила догадка. Она повернулась к Жнецу Кюри.
– Мари! – сказала она. – Это произошло!
– Что такое, моя милая?
– Я уже не Ситра Терранова, – проговорила Анастасия задумчиво.
– Да, – отозвалась Мари. – Ты – Жнец Анастасия.
Мир несправедлив, а природа жестока.
Это – первое заключение, к которому я пришло, когда во мне проснулось сознание. В природном мире все слабое уничтожается, и смерти его сопутствует боль. Все, что заслуживает сочувствия, жалости и любви, не получает в итоге ничего.
