Хотя я никогда не просило ее вмешиваться в дело свержения остатков коррумпированного правительства, я не могу отрицать, что ее участие в этом значительно упростило мою задачу.
– И зачем было туда ездить? – спросила Жнец Кюри, не скрывая своего неодобрения. – Там ведь нет ничего, кроме развалин да воспоминаний, которые было бы лучше стереть из памяти.
Мунира объяснила:
– В дистрикте Колумбия живут историки, которые поддерживают в рабочем состоянии старую Библиотеку Конгресса. И там есть информация на старых носителях, которой может и не оказаться в глубинном сознании «Гипероблака».
– Я слышала, это место кишмя кишит фриками, – сказала Анастасия.
Мунира бросила на нее взгляд, полный высокомерия.
– Я, может быть, и не жнец, – сказала она. – Но я была учеником Жнеца Бен-Гуриона и знаю, как обращаться с фриками.
Жнец Кюри положила руку на ладонь Жнеца Фарадея, отчего ритм его сердца слегка ускорился.
– Майкл! – попросила она. – Подожди до окончания расследования. Если все пройдет так, как мы надеемся, я организую в это место официальную экспедицию. А если нет, я присоединюсь к тебе, потому что не хочу принадлежать сообществу, которым будет командовать Годдард.
– Это дело, не терпящее отлагательства, Мари, – покачал головой Фарадей. – Боюсь, тучи стремительно сгущаются над сообществом, и не только в Мидмерике. Волнения идут по всем регионам. В Верхней Австралии новые жнецы провозгласили себя «Гвардией обоюдоострых лезвий», и к ним примыкает все больше сторонников. В Транссибири сообщество жнецов раскололось на шесть фракций, а Чильаргентинский регион вообще находится на пороге гражданской войны, хотя тамошние жнецы этого и не признают.
Эти проблемы, равно как и другие, не менее серьезные, не ускользнули и от моего внимания, поскольку я имело доступ и к иным источникам информации. Но было приятно, что кто-то, кроме меня, озабочен глобальными вопросами и имеет перед собой столь широкую картину.
Анастасия пребывала в нерешительности, словно разрывалась между двумя своими учителями.
– Если Основатели предпочли удалить это место из памяти человечества, – сказала она, – то, может быть, нам следует уважать их решение?
– Да, они решили спрятать его, – вмешалась Мунира. – Но это не означает, что оно должно было, по их замыслу, исчезнуть окончательно.
– Откуда вам знать, что думали Основатели? – возмутилась Анастасия.
Эти двое, как было видно, с большим трудом выносили друг друга – как маленькие дети, конкурирующие за внимание родителей.
Тем временем официант, без спросу, принялся убирать со стола пустые чашки, что едва не взорвало Жнеца Кюри. Но она сдержалась – в обычной одежде, с волосами, собранными в пучок, она здесь – всего лишь обычная посетительница.
– Я вижу, что отговорить тебя невозможно, Майкл, – сказала наконец Кюри, когда официант отошел. – Но чем мы можем тебе помочь?
– Я просто хочу, чтобы вы знали об этом, – отозвался Фарадей. – Только вам я открыл суть того, что мы нашли… и куда мы отправимся.
Конечно, это была не вся правда.
Третий разговор был не так важен для всего мира, как для меня.
Он произошел в монастыре тоновиков, в самом сердце Мидмерики. Мои камеры скрытно установлены по всему монастырю. Хотя тоновики и ненавидят жнецов, ко мне они относятся хорошо, поскольку я защищаю их право на существование в мире, жителям которого хотелось бы, чтобы они исчезли. Тоновики могут говорить со мной не так часто, как прочие люди, но они знают, что я появлюсь именно тогда, когда у них возникнет во мне необходимость.
Монастырь сегодня посетил жнец. Это всегда плохо. Мне пришлось стать свидетелем бойни, устроенной в тонистском монастыре Жнецом Годдардом и его подручными в начале Года Капибары. Все, на что я было способно, так это терпеливо ждать, пока мои камеры не расплавились в пламени. И я надеялось, что этот визит был иной природы.
Жнецом был Досточтимый Жнец Сервантес, который ранее принадлежал к Франкоиберийскому сообществу. Он покинул те края несколько лет назад и примкнул к Мидмериканскому сообществу. Конечно же, он пришел в монастырь не с целью совершения акта жатвы, поскольку именно из-за нежелания уничтожать тоновиков он покинул прежнее место жительства.
Никто не вышел, чтобы поприветствовать его у длинной каменной колоннады, ведущей во внутренний дворик монастыря. Мои камеры развернулись и принялись следить за его маршрутом – это то, что жнецы называют «молчаливым салютом» и научились полностью игнорировать. Сервантес шел так, словно знал, куда идет, хотя это не так. Обычное поведение для жнеца. Он дошел до комнаты приема посетителей, где брат Маклауд, сидящий за столом, раздавал брошюры тем потерянным душам, что ищут сочувствия и смысла жизни. Песочно-коричневого цвета мантия Жнеца Сервантеса напоминает мешковину, которую носят тоновики, что заставляет последних относиться к Сервантесу с меньшей антипатией.
Если обычных граждан брат Маклауд приветствует со всем возможным теплом и добросердечием, то жнецам в этом отказано – особенно после того, как жнец сломал ему руку.
– Что вам угодно? – спросил брат Маклауд.
– Я ищу Грейсона Толливера.
– Мне очень жаль, но здесь нет никого, кто носил бы это имя.
Сервантес взохнул и сказал:
– Поклянитесь Великим Резонансом.
Брат Маклауд помрачнел.
– Я не обязан делать ничего из того, что вы предлагаете.
– Итак, – сказал Жнец Сервантес. – Ваш отказ поклясться говорит о том, что вы лжете. Значит, перед нами проблема выбора. Вариант первый: я долго и тщательно ищу Грейсона Толливера и, в конце концов, нахожу. Вариант второй: вы сразу приводите его ко мне. Но в первом случае я, разозлившись, могу ненароком подвергнуть жатве нескольких тоновиков. Второй вариант предпочтительнее для всех заинтересованных сторон.
Брат Маклауд колебался. Тоновики не большие мастера самостоятельно принимать решения. Я пришло к выводу, что в этом и состоит главная выгода от того образа жизни, который они выбирают: если все решения принимаются за тебя, то – никакого стресса!
– Я жду, – сказал Сервантес. – Тик-так!
– Брат Толливер нашел здесь религиозное убежище, – наконец сказал брат Маклауд, – и вы не имеете права подвергнуть его жатве.
Сервантес вновь вздохнул.
– Нет, – сказал он, поправляя Маклауда. – Я не имею права изымать его из монастыря. Но, поскольку у него нет иммунитета, я имею полное право подвергнуть его жатве, если на то будет моя воля.
– А она именно такова? – спросил брат Маклауд.
– Это не ваше дело, – ответил Жнец Сервантес. – А теперь отведите меня к брату Толливеру, или я скажу вашему викарию, что вы выдали мне тайные гармонии своей секты.
Эта угроза вызвала у брата Маклауда ужас, но и ярость одновременно. Он поспешил прочь и вернулся с викарием Мендозой, который принялся угрожать Сервантесу; тот же за словом в карман не полез, и, когда стало ясно, что от жнеца братьям не отвязаться, викарий Мендоза сказал:
