– Зачем вы пришли? – потребовал ответа Ксенократ, которого раздражали и присутствие Годдарда, и бьющие в глаза солнечные лучи, и, наконец, кондиционер, который никак не мог установить в комнате постоянную температуру.
– Равенства жажду, ваше сверхпревосходительство, – с улыбкой ответил Годдард. – Я знаю, что утром вы встречались со Жнецом Кюри. Теперь вам нужно поговорить и со мной – во избежание предвзятости.
– Я не боюсь признаться в своей предвзятости, – сказал Ксенократ. – Я не могу одобрить ни ваших идей, ни ваших деяний, Годдард. И не собираюсь держать это в тайне.
– И тем не менее вы решили избежать участия в завтрашнем расследовании.
Ксенократ вздохнул.
– Я сделал это по просьбе Верховного Лезвия Кало. Но я вновь спрашиваю вас, Годдард: зачем вы пришли?
И вновь Годдард принялся кружить вокруг да около:
– Хотел засвидетельствовать вам свое почтение и извиниться за свои прошлые неосмотрительные поступки, с тем чтобы между нами не было недоговоренностей.
Затем он раскинул руки в жесте проповедника, ладонями кверху.
– Вы видите, я изменился, – сказал он, глазами давая понять, что у него теперь новое тело. – И, если я стану Высоким Лезвием Мидмерики, в наших общих интересах будет поддерживать добрые отношения.
Затем он встал возле огромного окна, как несколькими минутами раньше Ксенократ, и посмотрел вниз с таким видом, словно это был его последний в жизни день.
– Я хочу знать, какие ветра дуют на совете, – сказал он.
– Разве вы не слышали? – усмехнулся Ксенократ. – На этих широтах не бывает ветров.
Но Годдард не обратил внимания на его сарказм.
– Я знаю, что Верховное Лезвие Кало и Верховный Жнец Кромвель отрицательно относятся к идеям «новых» жнецов, зато Верховные Жнецы Хидейоши и Амундсен нам сочувствуют.
– Если вы все знаете, почему спрашиваете? – спросил Ксенократ.
– Потому что Верховные Жнецы Зинга и Маккилоп пока никак не выразили своего отношения. Но я надеюсь, что вы сумеете повлиять на их решение.
– Но почему я должен так поступить? – спросил Ксенократ.
– Потому что, несмотря на свой безмерный эгоизм, как жнец вы, насколько мне известно, в высшей степени достойны уважения. И, как таковой, вы обязаны служить справедливости.
Он подошел на шаг ближе.
– Как и я, вы прекрасно знаете, что назначенное на завтра расследование будет руководствоваться чем угодно, но не законами справедливости. Я уверен, что ваши замечательные дипломатические навыки позволят вам убедить совет отбросить предубеждения и принять честное, справедливое решение.
– То есть сделать вас Высоким Лезвием после годичного вашего отсутствия, да еще и с семью процентами принадлежащего вам тела?
– Я об этом не прошу, – сказал Годдард. – Нет! Я прошу лишь о том, чтобы меня не дисквалифицировали как жнеца до объявления результатов голосования. Пусть свое слово скажут жнецы Мидмерики! Пусть их решение станет основным, каким бы оно ни было.
У Ксенократа закралось подозрение, что Годдард неким загадочным образом узнал, что выиграл выборы. В противном случае вряд ли он стал бы демонстрировать такое благородство.
– И это все? – спросил он. – Все, что у вас есть?
– В общем-то, нет, – ответил Годдард и перешел к главному. Не говоря ни слова, он сунул руку во внутренний карман своей мантии и извлек оттуда еще одну мантию, свернутую так, словно это был подарок. Он протянул мантию Ксенократу. Это была черная мантия Жнеца Люцифера.
– Вы… вы поймали его?
– Не только поймал, – ответил Годдард, – но и привез сюда, в Стою, чтобы он предстал перед судом.
Ксенократ сжал мантию в ладони. Он говорил Роуэну, что ему безразлично, поймают того или нет. И это было правдой: как только он был назначен Верховным Жнецом, поимка жнеца Люцифера автоматически становилась головной болью его наследника. Но, поскольку Роуэна поймал Годдард, это принципиально меняло весь расклад.
– Я намерен представить его завтра на расследовании, в качестве жеста доброй воли, – сказал Годдард. – И надеюсь, что это пойдет вам в плюс, а не в минус.
Ксенократу не понравилось то, как Годдард произнес эту фразу.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Я могу сообщить Совету, что к поимке Дэмиша привели предпринятые вами усилия, а я работал под вашим руководством.
Он помедлил, покачивая пресс-папье на столе, а потом продолжил:
– Но я также могу указать совету на вашу полную некомпетентность в деле расследования. Или это была не просто некомпетентность? Ведь Жнец Константин считается лучшим сыщиком во всех Мериках. А то, что Роуэн Дэмиш навещал вас в ваших банях, можно трактовать как свидетельство вашего с ним союзничества, если не дружбы. И, если люди знали об этих встречах, они могли подумать, что именно вы стоите за всеми преступлениями Жнеца Люцифера.
Ксенократ попытался сделать вдох, но не смог. Это было как удар в солнечное сплетение. Он уже видел кисть, которой Годдард намалюет грязное пятно на его репутации. Какое значение имеет то, что визит Роуэна в бани был полностью его собственной инициативой, а сам Ксенократ абсолютно не был в этом повинен. Этой инсинуации было достаточно, чтобы насадить его, Ксенократа, на шампур.
– Убирайтесь! – закричал он. – Убирайтесь, пока я не вышвырнул вас в окно!
– О, прошу вас, сделайте это! – весело произнес Годдард. – Мое новое тело жаждет разбиться о мостовую.
Но Ксенократ не двинулся с места, и Годдард рассмеялся. Не жестоким, не ехидным, а добродушным смехом. Дружеским, словно они с Ксенократом были лучшими друзьями.
– Вам не нужно ни о чем беспокоиться, дружище, – сказал Годдард. – Вне зависимости от того, что завтра произойдет, я не стану вас обвинять и никому не скажу о том, как Роуэн навещал вас. Более того, в качестве страховки я уже подверг жатве служащего, распускавшего сплетни. Выиграю я или проиграю завтра – ваша тайна останется со мной, потому что, что бы вы обо мне ни думали, я человек чести.
И вышел. Вышел в более развязной манере, чем раньше – давала знать мышечная память нового тела.
А Ксенократ понял, что Годдард не лжет. Он будет верен своему слову. Не станет возводить на него обвинений, не сообщит Совету о том, как Ксенократ отпустил Роуэна Дэмиша, вместо того чтобы арестовать его. Годдард пришел не шантажировать Ксенократа; его целью было дать понять ему, что он мог бы…
А это означало, что даже здесь, на вершине мира и власти, Ксенократ был всего-навсего жалким насекомым, которое Годдард зажал меж своими новыми, ворованными пальцами.
Гид, которая провела для Жнецов Кюри и Анастасии экскурсию по достопримечательностям острова, жила здесь более восьмидесяти лет и была горда тем обстоятельством, что ни разу в жизни не покидала этого места.
