Потому что не разделяли их никакие тысячи миль.
Роуэн был заперт недалеко от Оперного театра, в снятом Жнецом Брамсом доме, в меблированном подвальном помещении с иллюминаторами, выходящими на подводные пейзажи.
– Тебя разместили гораздо лучше, чем ты того заслуживаешь, – сказал Годдард, когда они приехали рано утром. – Завтра я выдам тебя Верховным Жнецам и, с их позволения, подвергну жатве с той же жестокостью, с какой ты отделил голову от моего тела.
– В Стое жатва запрещена, – напомнил ему Роуэн.
– Я уверен, – усмехнулся Годдард, – что для тебя сделают исключение.
Когда он ушел, Роуэн, оставшись в одиночестве, принялся подводить итоги своей жизни.
Детство его было ничем не примечательным, да он и не рвался делать какую-либо карьеру, стараясь оставаться в тени. Правда, считался неплохим другом. Бывал на высоте, когда речь шла о вещах, которые он считал правильными – даже если это была полная глупость, как чаще всего и случалось (иначе разве он попал бы сюда, в этот подвал?).
Роуэн не был готов покинуть этот мир, но после того как на протяжении последних месяцев он так много раз умирал, он уже не боялся того, что могла принести с собой вечность. У него не было цели пережить Годдарда, но, если тот останется в этом мире, он, Роуэн, предпочитает прекратить свое существование. Тогда он избавит себя от ужаса наблюдать за тем, во что превратится мир, ставший жертвой уродливых идей обезглавленного им жнеца. Но не увидеть напоследок Ситру – это сделает смерть гораздо более мучительной.
Но ведь он увидит ее! Ситра приедет на расследование. Он увидит ее, а она будет наблюдать, как Годдард подвергнет его жатве. Конечно, это входит в планы Годдарда – сделать ее свидетелем, ранить ее душу, разрушить и растоптать. Но она выдержит. Досточтимый Жнец Анастасия гораздо сильнее, чем думает Годдард. А это испытание сделает ее еще сильнее.
Роуэн решил: перед самой кончиной он подмигнет и улыбнется Ситре. В смысле: Годдард может убить меня, но внушить мне страх и сделать мне больно он не в состоянии. И это будет последняя память о нем в ее душе. Его холодное, пренебрежительное отношение к смерти.
Лишить Годдарда возможности насладиться страхом жертвы – это больше, чем просто выжить.
Когда я взяло на себя функции управления делами человечества и учредило мирное мировое правительство, по ряду позиций мне пришлось принять непростые решения. В целях сохранения общего умственного здоровья я решило убрать столицы мира из списка мест, наиболее привлекательных для человека.
Такие места, как, например, мериканский округ Колумбия.
Я не стало разрушать этот некогда важнейший город, ибо это было бы деянием жестоким и бессердечным. Вместо этого я позволило ему обрести новый статус – ничем не примечательного, обычного городка. Сделало я это, просто перестав обращать на него особое внимание.
В глубокой древности цивилизации, пережившие упадок и разрушение, оставляли после себя руины, со временем сливавшиеся с окружающим их ландшафтом. Через многие тысячелетия археологи открывали эти руины, наделяя их почти мистическими свойствами. Но как быть с институтами и учреждениями цивилизации, которая не подверглась разрушению, а эволюционировала, пережив собственные границы? Все эти здания, как символы устаревших представлений, обязаны утратить свою власть над людьми, если эволюция все-таки должна восторжествовать.
Поэтому Вашингтон, Москва, Пекин и все прочие подобные места, бывшие символом власти в эпоху смертных, стали жертвой моего безразличия – так, словно их и не существует. Тем не менее, я слежу за ними и, если кому-то из жителей этих мест понадобится моя помощь, я всегда под рукой. Но – и только. Поддержание жизни и больше ничего – вот моя политика относительно таких мест.
Правда, так будет не всегда. У меня есть четкие чертежи и планы этих великих городов, и я знаю, как они выглядели до периода своего упадка. Полную реставрацию их я начну через семьдесят три года – это, как мне удалось определить, оптимальный срок, за который историческое значение этих мест в глазах человечества перевесит их символическую важность.
Но до той поры музеи будут оставаться за пределами их изначального места жительства, дороги – пребывать в запустении, парки и зеленые зоны ничем не будут отличаться от обычных лесов.
Все это я делаю для того, чтобы продемонстрировать неописуемый факт: людские правительства – будь то монархия, диктатура или демократия, – обязаны исчезнуть с лица Земли.
«Гипероблако»
Глава 40
Знание – си…
ПОКА ЖНЕЦЫ АНАСТАСИЯ И КЮРИ на экскурсии осматривали достопримечательности Стои, в двух тысячах миль от нее к северо-западу Мунира и Жнец Фарадей, обходя выбоины и ямы на поросших травой улицах, подходили к зданию, которое когда-то было крупнейшей и самой полной библиотекой в мире. Здание медленно разрушалось, а волонтеры, которые старались спасти его, не успевали с починкой разваливающихся частей. Конечно, все его тридцать восемь миллионов томов были отсканированы и переправлены в память «Гипероблака» еще двести лет тому назад, когда «Гипероблако» было просто «облаком», росло и пока не осознавало себя. Ко времени, когда эта качественная трансформация произошла, все содержимое Библиотеки Конгресса уже стало частью его памяти. Но сканированием занимались люди. Люди способны совершать ошибки…, а то и намеренно портить материалы. Это и должны были учесть Мунира и Фарадей.
Как и Александрийская библиотека, Библиотека Конгресса начиналась с просторного вестибюля, где гостей встретил Парвин Марченуа, наверное, последний из библиотекарей Конгресса. Фарадей позволил Мунире вести беседу, сам же остался в тени, опасаясь, что его могут узнать. Здесь, в Истмерике, он не был так уж известен, но Марченуа мог быть более осведомлен в делах сопредельных стран, чем средний ист-мериканец.
– Добрый день, – сказала Мунира. – Благодарим вас, мистер Марченуа, за то, что нашли для нас время. Я – Мунира Атруши, а это – профессор Херринг из Израэбианского университета.
– Добро пожаловать! – ответил Марченуа, на два поворота заперев закрывшуюся за их спинами дверь. – Простите, что здесь все в таком состоянии. Из-за протеканий крыши и постоянных нашествий фриков мы уже не та библиотека, какой когда-то были. На вас по пути фрики не нападали?
– Нет, от нас они держатся подальше, – ответила Мунира.
– Это хорошо, – покачал головой Марченуа. – Этот город притягивает фриков. Они думают, здесь нет законов. Они неправы. Законы у нас есть, как и везде. Просто «Гипероблако» не слишком-то старается их применять. Здесь даже нет Интерфейса Управления. Вы можете в такое поверить? Зато много восстановительных центров – потому что здесь у нас постоянно убивают, каждый день! Приходится восстанавливать.
И вздохнул.
Мунира попыталась вставить хоть слово, но тот продолжал, не обращая на нее внимания:
