– А это вам нравится, мистер Бронсон?
Говорить Закери не мог и ограничился кивком. Она все еще сердится на него. Зачем она надела красное платье? Загадка! Может быть, решила его таким образом наказать? Он хотел ее сильно, до боли, и эта боль отдавалась во всем теле… Он жаждал прикоснуться к ней, к ее нежной коже, губами, пальцами, зарыться в маленькое ущелье между ее грудями. Если бы он мог прямо сейчас уложить ее в постель! Если бы только она позволила ему обожать ее, угождать ей так, как ему хотелось!
Холли окинула его по-женски оценивающим взглядом.
– Войдите, прошу вас. – Она сделала царственный жест. – Волосы у вас растрепаны. Надо привести их в порядок, прежде чем мы пойдем.
Закери подчинился и медленно вошел. Она еще никогда не приглашала его к себе – он знал, что это не положено, неприлично, но в этот вечер все почему-то происходило шиворот-навыворот. Войдя вслед за ней в благоухающую духами комнату, он вдруг настолько пришел в себя, что вспомнил об извинениях.
– Леди Холли, – начал он хрипловато. Потом откашлялся и начал снова:
– То, что я сказал вам внизу… я не должен был… очень сожалею…
– Воистину вы должны сожалеть об этом, – заверила его Холли. Голос у нее был язвительный, но уже не негодующий. – Вы вели себя дерзко и самонадеянно. Хотя, если подумать, что в том удивительного?
При обычных обстоятельствах Закери ответил бы на подобный выговор с игривой находчивостью. Однако теперь он только молча кивнул. Шелест ее шелковых юбок волновал его, наполняя голову опьяняющим туманом.
– Сядьте вот здесь, пожалуйста. – Холли указала на стульчик, стоящий перед туалетным столиком, и взяла в руку щетку в серебряной оправе. – Если вы будете стоять, я до вас не достану.
Он подчинился. Вращающийся стульчик под его тяжестью покачнулся и заскрипел. К несчастью, его глаза оказались прямо на уровне ее груди. Он зажмурился, чтобы не смотреть на эти пышные белоснежные полукружия над алым шелком, но они все равно стояли перед глазами. Так просто – протянуть руку и коснуться, и спрятать лицо между этими нежными холмами. Его прошиб пот. Он был в лихорадке, он пылал от страсти. Когда она заговорила, сладостные звуки ее голоса окончательно повергли его в мир грез.
– Я также кое о чем сожалею, – спокойно призналась Холли. – Я обвинила вас в том… что вы не можете любить… я была не права. Я сказала так только потому, что была расстроена. Ничуть не сомневаюсь, что когда-нибудь вы действительно отдадите кому-то свое сердце, но теряюсь в догадках – какой окажется эта женщина.
«Вам, – подумал он, и на душе у него стало тоскливо. – Вам». Неужели она этого не видит? Или полагает, что она всего-навсего случайная мишень его похоти и значит для него не больше, чем любая другая?
В наступившей тишине Закери открыл глаза и увидел, что Холли взяла стеклянный пузырек и вылила себе на ладонь несколько капель какой-то прозрачной жидкости.
– Что это такое? – спросил он.
– Помада.
– Я не люблю помаду.
– Я знаю. – Было ясно, что она забавляется. Она потерла ладони так, что даже пальцы ее оказались в помаде. – Я напомажу вас совсем немного. Но нельзя идти на бал с волосами, падающими на лоб.
Он безропотно подчинился. Влажные пальцы коснулись его волос, осторожно погладили его горячую кожу, втирая жидкость в непокорные черные завитки.
– В вашей семье у всех одинаковые волосы, – заметила Холли, и по голосу было слышно, что она улыбается. – Они совершенно не слушаются. Нам пришлось истратить две коробки шпилек, чтобы справиться с кудрями Элизабет.
Отдавшись наслаждению, напряженный как пружина, Закери не мог отвечать. Какая сладкая пытка – ощущать легкое касание ее пальцев. Она аккуратно отвела ему волосы со лба и зачесала назад.
– Вот, – сказала Холли удовлетворенно. – Настоящий джентльмен.
– Вы когда-нибудь делали это для него? – услышал Закери свой хриплый голос. – Для Джорджа?
Холли замерла. Когда их взгляды встретились, в ее приветливых карих глазах он прочел удивление. Потом она улыбнулась:
– Нет. Вряд ли у Джорджа когда-нибудь хоть один волосок лежал не на месте.
«Разумеется, – подумал Закери. – Среди прочих достоинств Джорджа Тейлора у него еще и волосы были джентльменские». Он встал и стал ждать, пока Холли смоет с рук остатки помады и наденет длинные, ослепительно белые перчатки. А локти у нее были такие красивые, округлы – так и хотелось их ущипнуть!
Интересно, позволяют ли себе это женатые мужчины, когда им разрешают присутствовать при последних приготовлениях жен к балу? Картина, промелькнувшая у него в голове, показалась ему уютной и наполненной особым тихим очарованием, и он ощутил тоскливую пустоту.
Вдруг он услышал чей-то изумленный возглас. Устремив взгляд к двери, Закери увидел Мод, голубые глаза которой расширились от удивления. Пышная красная роза выпала из ее руки и упала на ковер.
– О-о… Я не…
– Войдите, Мод, – спокойно произнесла Холли, словно присутствие Закери в ее комнате было самым обычным делом.
Придя в себя, горничная подняла с пола розу и подала ее своей госпоже. Они немного посовещались, а потом девушка ловко приколола благоухающий цветок к блестящим темным локонам Холли. Холли посмотрела в зеркало, осталась довольна результатом и снова повернулась к Закери.
– Пойдемте, мистер Бронсон?
Он вывел ее в коридор, чувствуя одновременно облегчение и сожаление. Он все еще боролся, чтобы обуздать свое бешеное желание, особенно когда ее рука в перчатке аккуратно легла на его руку, а проклятые шелковые юбки соблазнительно зашуршали. Она не была умелой искусительницей, и он прекрасно понимал, что ее любовный опыт весьма ограничен. Но он хотел ее больше, чем какую-либо женщину из всех встреченных им. Если бы это помогло, он купил бы для нее все богатства мира.
К несчастью, все было не так просто. Он никогда не мог бы предложить ей ту респектабельную жизнь, которой она заслуживает, такую, как была у нее с Джорджем. Если случится чудо и она согласится, он будет постоянно разочаровывать ее своим несовершенством, пока она в конце концов не возненавидит его. Она постигнет всю грубость его натуры и будет испытывать все большее и большее отвращение. Она начнет находить предлоги, чтобы не пускать его к себе в постель. Не важно, как хорошо мог бы начаться их союз, – кончится он катастрофой. Потому что – как справедливо заметила его матушка – нельзя случить чистокровную лошадь с ослом. Лучше оставить ее в покое и найти себе в пару что-нибудь более подходящее.
Если бы это было в его власти!
Остановив Холли на середине парадной лестницы, Закери спустился на две ступеньки и повернулся к ней. Теперь лица их оказались на одном уровне.
– Миледи, – серьезно начал он, – то, что я сказал о ваших траурных платьях… совершенно непозволительно. Я не имел никакого права делать подобные замечания. – Он замолчал, неловко, с трудом, сглотнул. – Я прощен?
