Она по-прежнему томилась по Закери. Томление это все росло и росло, и она мало ела и почти не спала. С самой смерти Джорджа она не чувствовала себя такой несчастной. Казалось, что глаза застилает тоскливая серая пелена, и, кроме чтения и игр с Розой, дни ее не имели ни цвета, ни вкуса, ни смысла. Прошла неделя, потом другая, и наконец минул целый месяц с тех пор, как она уехала от Бронсонов.
Как-то Холли, встав после очередной почти бессонной ночи, подошла к окну. Она откинула тяжелые бархатные занавеси и устремила взгляд вниз, на улицу, освещенную лиловато-синим рассветом. Угольный дым плыл над городом, смягчая угловатые очертания городских зданий. В доме уже слышалась утренняя суета: горничные открывали ставни, зажигали огонь в каминах и готовили подносы с завтраком. Еще один день, подумала она и почувствовала себя бесконечно усталой от необходимости умываться, одеваться, причесываться и рассеянно ковыряться в тарелке, не имея никакого желания есть. Ей захотелось снова залезть в постель и закрыться с головой одеялом.
– Я должна быть счастлива, – громко произнесла она, пытаясь отогнать всеобъемлющую пустоту. Упорядоченная жизнь, которую она раньше так любила, – вот она, совсем рядом… Но почему так не хочется к ней возвращаться?!
У нее промелькнуло воспоминание: они с Розой на примерке у сапожника, и Холли примеряет пару новых прелестных, сделанных на заказ туфелек. Хотя у сапожника была ее мерка, почему-то оказалось, что туфли страшно жмут.
– Тесны, – грустно заметила Холли, а Роза воскликнула с восторженной гордостью:
– Значит, ты растешь, мама!
Так вот, вернуться к жизни у Тейлоров и помышлять о браке с Уордоном было все равно что надеть эти тесные туфли. К лучшему или к худшему, но она выросла из этой жизни. Месяцы, проведенные с Бронсонами, сделали ее если и не лучше, то, во всяком случае, изменили. Что же теперь делать?
Повинуясь привычке, Холли подошла к ночному столику и взяла миниатюрный портрет Джорджа. Увидев его лицо, она обретет покой и силу и, может быть, поймет, что делать.
Но по мере того, как вглядывалась в строгое лицо мужа, она с ужасом вдруг осознала, что старое средство больше не помогает. Она больше не томится по его объятиям, его голосу, его улыбке. Как ни сложно в это поверить – она полюбила другого. И чувство ее к Закери Бронсону так же глубоко, как и любовь к мужу. Только с Закери она ощущает себя живой и цельной. Ей не хватало его вызывающих, провоцирующих разговоров, взгляда его темных глаз, выражающих то язвительность, то удовольствие, то негодование, то вожделение, от которого у нее слабели ноги. Ей не хватало его живого обаяния, потока планов и замыслов, бесконечной энергии, которая уносила и ее своим быстрым течением. Без него жизнь казалась медленной, мрачной и невыносимо скучной.
Холли поднесла руку к губам. Она его любит, и это ужасно. Несколько месяцев ее сердце противилось этой неумолимой тяге. Ведь она боялась, что сердце у нее разорвется от еще одной потери, и решила, что будет легче и безопаснее никогда больше не влюбляться. Это-то и являлось настоящим препятствием, стоявшим между ней и Закери… а вовсе не ее обещание Джорджу, не разница в происхождении и куча других причин, которыми она пыталась убедить не столько его, сколько себя.
Положив миниатюру на столик, Холли расплела косы и резкими движениями принялась расчесывать свои спутавшиеся за ночь волосы. Ее охватило страстное желание броситься к Закери. Одеться, велеть приготовить экипаж и отправиться к нему сию же минуту, чтобы объяснить…
Но будут ли они счастливы, соединив свои жизни? Их прошлое, их надежды, характеры так различны! Нашелся бы человек, который посоветовал бы им вступить в брак? Надежда, что любовь все уладит, смешна. И все же… Порой отсутствие долгих раздумий – самое разумное. А с деталями можно будет разобраться позднее. Важнее всего в данном случае – та истина, которая живет в ее сердце.
Она пойдет к нему, окончательно решила Холли. Но ведь она сожгла за собой все мосты. Он ведь ясно сказал, что ей не следует возвращаться. Он не встретит ее с распростертыми объятиями.
С величайшей осторожностью положив расческу на туалетный столик, Холли устремила взгляд в зеркало. Бледная, усталая, с синяками под глазами. Вряд ли она сейчас может сравниться с теми соблазнительными красотками, которыми, конечно же, окружен Закери. Но если остается хоть какой-то шанс, что она ему нужна, стоит пойти на риск быть отвергнутой.
Сердце бешено колотилось, колени подгибались. Она подошла к платяному шкафу, чтобы найти одно из подаренных им платьев, из тех, что она никогда не носила. Если он примет ее, поклялась Холли, она ни за что больше не будет носить серое. Найдя нефритово-зеленое платье из итальянского шелка с модными острыми манжетами, она встряхнула летящую юбку и старательно разложила платье на кровати. Но тут в дверь тихонько постучали, и она, щелкнув, отворилась.
– Миледи! – тихо окликнула ее Мод, входя. Похоже, она удивилась и вместе с тем обрадовалась, что Холли уже проснулась. – Ах, миледи, вот хорошо, что вы уже встали и одеваетесь! Пяти минут не прошло, как меня нашла экономка. Там кто-то пришел повидаться с вами и говорит, что не уйдет, пока вы не спуститесь.
Холли с любопытством свела брови.
– Кто это, Мод?
– Мисс Элизабет Бронсон, миледи. Она ехала сюда верхом от самого дома… Ведь это не меньше семи миль, а она даже грума не взяла с собой!
– Помогите мне быстрее одеться, Мод. Наверное, что-то случилось, раз Элизабет явилась сюда в такой час и без сопровождающих! – Холли торопливо села на стул и рывком натянула чулки.
Она так спешила, что ей показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем она оделась и заколола волосы. Наконец она спустилась в гостиную Тейлоров, где горничная уже поставила перед гостьей маленький поднос с кофе. Остальные члены семьи еще не встали, что весьма обрадовало Холли. Лучше, чтобы Тейлоры не присутствовали при их встрече. Увидев Элизабет, шагающую взад-вперед по комнате, Холли страшно обрадовалась. Она ужасно соскучилась по своей ученице.
– Лиззи! – воскликнула она.
Элизабет, как всегда живая, красивая и стремительная, быстро подошла к ней:
– Миледи…
Она вдруг обняла Холли, и обе рассмеялись.
– Лиззи, вы прекрасно выглядите, – заметила Холли, отстранившись и рассматривая гостью. Сверкающие темные глаза, легкий румянец. Элизабет была одета по последней моде – в синюю амазонку с газовым шарфом на шее и маленькую бархатную шляпку с синими перьями. Она казалась такой же крепкой и здоровой, как всегда, но все равно было заметно, что она измучена и несчастна, а ее плохо скрытое отчаяние сразу бросалось в глаза.
– Нет, – начала Элизабет, которой, очевидно, хотелось выговориться. – Я чувствую себя нехорошо, несчастна, раздражена, готова убить своего брата и… – Она окинула взглядом Холли. – Ах, миледи, у вас такой усталый вид, и вы похудели по крайней мере на семь фунтов!
– Это потому, что ваш брат больше не заказывает для меня пирожных, – ответила Холли с вымученной легкостью. Она жестом предложила девушке сесть рядом с собой на диванчик. – Идите сюда и расскажите, что заставило вас ехать через весь город в одиночестве. Помните, я говорила вам, что молодая леди не должна появляться без сопровождения…
