Вечером на планерке я показываю Никите Сергеевичу полученный результат. Прочтя текст и посмотрев рисунки, он впал в величайшую задумчивость.
— Маша, а ты уверена в том, что нам хватит патронов для этого боя?
— Урезать осетра?
— Нет, нет и нет! Какого осетра? Мы ведь кита выращиваем! На меньшее стыдно замахиваться! Патронов не хватит? Да я на паперть пойду, но победа будет все-равно за нами! И хрен с ним, что бюджета не хватит даже на малую часть фильма. Это война Машенька! А на войне творчеству нет границ!
Сперва я решила, что наш творец издевается надо мной. Он ведь легко мог менять манеру поведения. Следующая минута показала, что я ошибалась. Всплеск эмоций сменился деловым тоном. Нахалков начал ставить конкретные задачи всем присутствующим здесь инженерам, аниматорам, художникам… Секретарша, которая обычно и вела протокол планерок, молотила по клавиатуре со скоростью, превышающей скорость нашей болтовни. Все это ничуть не соответствовало моим представлениям о процессе съемок фильма. Больше всего это напоминало производственное совещание в конструкторском бюро. Но вот нарезаны задачи и определены сроки их выполнения. Все свободны!
— Никита Сергеевич, что вы такое задумали?
— Меняю планы барышня. Денег кот наплакал, а без них — никуда. Нужно срочно снимать рекламный ролик фильма. И пускать шапку по кругу. Кстати, твоя работа только начинается. Фильм ведь у нас детский и о приключениях детей. Родителей придется убить. Всех. Подумай о том, как это сделать наилучшим образом. Ну а потом займемся сиротками.
Шел день за днем. Звездолет «Астра» обретал постепенно свои очертания. Причем совсем не те, что были в моих комиксах. А чего я еще могла ожидать? Когда за дело берутся инженеры, каждая нарисованная линия несет в себе строго определенный смысл. Правда, наличие достаточного количества творческих личностей способствовало тому, что процесс конструирования был не совсем мирным. Сколько людей — столько и мнений. И каждое мнение необходимо обосновать. Не только расчетом. Матерные аргументы тоже иногда шли в ход. Рисовать красивую отсебятину наши инженеры категорически отказывались. Впрочем, бесконечно растягивать удовольствие у них при любом раскладе не вышло бы. На пятки им постоянно наступали аниматоры. Задачей последних было «оживить» полученную модель хотя бы до состояния красивой объемной картинки. К аниматорам примыкали разного рода дизайнеры, чьей задачей было создание внутреннего интерьера корабля. И всех их активно пихали в задницу айтишники, задачей которых было придать реализм всему, что придумывали наши «физики» в компании с «лириками». В итоге, когда был принят окончательный вариант объемно-планировочного решения, появилась возможность «путешествовать» по кораблю. Правда не в реале, а в виртуале. Удовольствия от таких «путешествий» никто не испытывал. А что за интерес, бегать по пустым лабиринтам и глазеть на голые поверхности? Впрочем, голыми и босыми лабиринты оставались недолго. Помещения и переходы постепенно обрастали светильниками, вентиляционными вытяжками, плафонами выключателей, ковровым покрытием. В жилых помещениях постепенно появлялась мебель. Весьма остроумно выкрутились с изображением оборудования. Как ни крути, но его «рисовать» придется, причем желательно, чтобы оно на любой, самый взыскательный взгляд, выглядело реалистично. Последнее обстоятельство не смутило Нахалкова. Он организовал целую экспедицию на разного рода промышленные предприятия. На них операторы засняли все, что только выглядело более или менее футуристично: диспетчерские пункты, генераторные залы электростанций, узлы связи, заводские лаборатории. Все это рассматривалось нашей технической комиссией и наиболее подходящие изображения вписывались в «помещения» корабля. Параллельно с кораблем шло проектирование производственных комплексов в астероидном поясе.
Вся эта деятельность обходилась нам в круглую копеечку. Тем же айтишниками понадобилась целая куча оборудования и программной продукции. Весьма скоро, конференц-зал редакции уже не мог вместить всех наших работников. Пришлось снимать для дальнейшей работы иные помещения. Бившийся буквально за каждую копейку Никита Сергеевич, подобрал наиболее дешевый из возможных вариантов, глянув на который мы пришли в ужас.
Наша «студия» теперь размещалась в двух назначенных к сносу зданиях, расположенных в том месте, где в моем времени проходила набережная Робеспьера. Единственным на мой взгляд достоинством этого места, был вид на Неву. Правда, все портило то, что кроме Невы, наш взор невольно цеплялся за знаменитые «Кресты».
В принципе, удобства и неустроенность, не может служить настоящей помехой для людей, которые увлечены интересным делом. Но все-равно, меня и Татьяну Сергеевну смущало, что арендованные нами здания плохо подходили для продуктивной работы.
— Бросьте девочки, вы неправы. Как раз наиболее удобное для работы здание, первое и достаточное условие, чтобы на корню загубить любой творческий процесс, — вполне серьезно уверял Нахалков.
— Спорное утверждение, — не согласилась с ним Алексеева.
— Это только так кажется. Наука доказала, что административное здание может достичь совершенства только к тому времени, когда учреждение приходит у упадок. Совершенное устройство — симптом упадка. Пока работа кипит, всем не до того. Об идеальном расположении комнат начинают думать позже, когда главное сделано. Совершенство — это завершенность, а завершенность — это смерть.
— Это умозрительное заключение или вы можете подтвердить его истинность примерами? — не сдавалась наша литераторша.
В ответ, Нахалков прочел нам целую лекция.
Например, туристу, ахающему в Риме перед собором св. Петра и дворцами Ватикана, кажется, что все эти здания удивительно подходят к всевластию пап. Здесь, думает он, гремели анафемы Иннокентия III, отсюда исходили повеления Григория VII. Но, заглянув в путеводитель, турист узнает, что поистине могущественные папы властвовали задолго до постройки собора и нередко жили при этом совсем не здесь. Более того, папы утратили добрую половину власти еще тогда, когда он строился. Юлий II, решивший его воздвигнуть, и Лев X, одобривший эскизы Рафаэля, умерли за много лет до того, как ансамбль принял свой сегодняшний вид. Дворец папской канцелярии строился до 1565 года, собор освятили в 1626, а колоннаду доделали к 1667. Расцвет папства был позади, когда планировали эти совершенные здания, и мало кто помнил о нем, когда их достроили.
Говорят, что Версальский дворец действительно воплотил в камне расцвет царствования Людовика XIV. Однако факты воспротивятся и тут. Быть может, Версаль и дышит победным духом эпохи, но достраивали его к ее концу и даже захватили немного следующее царствование. Дворец строился в основном между 1669 и 1685 годами. Король стал наезжать туда с 1682 года, когда работы еще шли. Прославленную спальную он занял в 1701-м, а часовню достроили еще через девять лет. Постоянной королевской резиденцией дворец стал лишь с 1756 года. Между тем почти все победы Людовика XIV относятся к периоду до 1679 года, наивысшего расцвета его царствование достигает к 1682-му, а упадок начинается с 1685 года. Как выразился один историк, король, переезжая сюда, «уже подписал приговор своей династии». Другой историк говорит, что «дворец… был достроен именно к той поре, когда власть Людовика стала убывать». А третий косвенно поддерживает их, называя 1685–1713 годы «годами упадка». Словом, ошибется тот, кто представит себе, как Тюренн мчится из Версаля навстречу победе. С исторической точки зрения вернее вообразить, как нелегко было здесь, среди всех этих символов победы, тем, кто привез весть о поражении при Бленхейме. Они буквально не знали куда девать глаза.
