Критиковать Кузьмина было за что: как нарочно, он сам портил свое же дело обилием самой примитивной конспирологии: евразийцы у него умудрялись быть как-то сразу фашистами, масонами, сионистами и пантюркистами. Разумеется, работая с архивами, мы видели, что это совершеннейший вздор.
Но прошло с той поры пятнадцать лет, и я теперь ясно понимаю, что при всех фактических ошибках и полемических заносах Кузьмин в главном был совершенно прав. Не знаю, согласился бы с этим Сергей Константинов… Но как бы то ни было, я испытываю не только научную, но нравственную необходимость разобраться с моим былым «евразийским соблазном» и ответить себе на два вопроса: 1) чем он меня когда-то увлекал? 2) почему я его ныне преодолел?
* * *
На второй вопрос ответить будет проще: в настоящем мы лучше себя понимаем, чем в прошлом. Поэтому начну с него.
Сейчас только слепой не видит: России грозит радикальная азиатизация, она в начале XXI в. гораздо реальнее, чем во времена монгольского ига. И это не цивилизационная метафора, а обыденная проза нашей жизни: хозяйничающие на улицах русских городов кавказцы и уроженцы Средней Азии – одна из главных примет нашего времени. Происходит ползучее «замещение населения», явно покровительствуемое правящим режимом.
В азиатских автономных республиках РФ полным ходом идет строительство национальных государств, в чем строго-настрого отказано русским, ставшим де-факто людьми второго сорта в своей же стране. И у этого процесса уже есть идеологическое обоснование – евразийство.
Часто можно услышать, что «классическое» евразийство 1820-х годов – это совсем не то, что ордынство Дугина или Шевченко, дескать, первое за второе не в ответе. Да, наверное, Трубецкой и Савицкий, доживи они до наших дней, не были бы в восторге от путинской национальной (и, в частности, миграционной) политики; да они и вообразить себе подобной ситуации не могли в 1820–1830-х гг. Но все же… Нельзя не заметить, что практически все важнейшие пункты ордынской программы могут быть обоснованы цитатами из «классиков».
Скажем, концепция «россиянства» прямо вытекает не только из теории и практики советской национальной политики, но и из рекомендаций столпов старого евразийства, к упомянутой выше политике относившихся весьма положительно. Вот что писал Н.С. Трубецкой в одной из ключевых своих работ «Общеевразийский национализм»:
«…национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской Империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом.
Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм – евразийством. <…>
В применении к Евразии это значит, что национализм каждого отдельного народа Евразии (современного СССР) должен комбинироваться с национализмом общеевразийским, т. е. евразийством. Каждый гражданин евразийского государства должен сознавать не только то, что он принадлежит к такому-то народу (или к такой-то разновидности такого-то народа), но и то, что самый этот народ принадлежит к евразийской нации. И национальная гордость этого гражданина должна находить удовлетворение как в том, так и в другом сознании. Сообразно с этим должен строиться национализм каждого из этих народов: общеевразийский национализм должен явиться как бы расширением национализма каждого из народов Евразии, неким слиянием всех этих частных национализмов воедино»
[678].
«Евразийская нация» – совершеннейший аналог как советского, так и российского «многонациональных народов». Только упоминание в настоящем времени СССР и слово «национализм», на которое в 1820-е гг. еще не было наложено табу, сигнализируют нам, что автор текста – не какой-нибудь нынешний кремлевский трубадур.
Истоки современных бесконечных мантр о необходимости пропаганды на государственном уровне «дружбы народов» и «межнациональной толерантности» тоже легко просматриваются в указанной работе, причем предложения там содержатся куда более радикальные: «Для того чтобы общеевразийский национализм мог успешно выполнить свою роль фактора, объединяющего евразийское государство, необходимо, соответственно, перевоспитать самосознание народов Евразии. <…> С точки зрения единства многонародной евразийской нации надо пересмотреть целый ряд наук и построить новые научные системы в замену старых, обветшавших. В частности, с этой точки зрения совершенно по-новому приходится строить историю народов Евразии, в том числе и русского народа…»
[679]
Ну и естественно, главный объект как советской и «россиянской», так и евразийской перековки – русские: «Во всей этой работе по перевоспитанию национального самосознания с установкой на симфоническое (хоровое) единство многонародной нации Евразии русскому народу, быть может, приходится напрягать свои силы более, чем какому бы то ни было другому народу Евразии. Ибо, во-первых, ему более, чем другим, придется бороться со старыми установками и точками зрения, строившими русское национальное самосознание вне реального контекста евразийского мира и отрывавшими прошлое русского народа от общей перспективы истории Евразии. А во-вторых, русский народ, который до революции был единственным господином всей территории России-Евразии, а теперь является первым (по численности и по значению) среди евразийских народов, естественно должен подавать пример другим»
[680].
Трубецкой шел еще дальше, чем нынешние ордынцы, из его логики, по сути, вытекало упразднение самого названия страны Россия и замена ее на Евразию. Это покоробило даже другого вождя евразийства П.Н. Савицкого, редактировавшего «Евразийскую хронику», где была опубликована цитированная статья: он попросил автора сократить в ней некоторые места. В письме Трубецкому от 16/29 ноября 1927 г. Савицкий, в частности, писал: «…не нужно ли устранить <…> некоторых элементов самоуничижения <…> мне кажутся излишними некоторые прямые выпады против имени “России”…»
[681] Похоже, что сокращения были сделаны, ибо прямых «выпадов против имени “Россия”» в напечатанном тексте нет, а содержится лишь бесстрастная констатация, того, что замену «России» на «Евразию» произвели не евразийцы, а «жизнь»
[682].
Конечно же главной опасностью для «Евразии» как ордынцам, так и Трубецкому видится русский национализм: «…перемена роли русского народа в государстве ставит перед русским национальным самосознанием ряд проблем. Прежде самый крайний русский националист все же был патриотом. Теперь же то государство, в котором живет русский народ, уже не является исключительной его собственностью, исключительный русский национализм оказывается нарушающим равновесие составных частей государства и, следовательно, ведет к разрушению государственного единства. Чрезмерное повышение русского национального самолюбия способно восстановить против русского народа все прочие народы в государстве, то есть обособить русский народ от других. Если прежде даже крайнее русское национальное самолюбие было фактором, на который государство могло опираться, – то теперь это же самолюбие, повысившись до известного предела, может оказаться фактором антигосударственным, не созидающим, а разлагающим государственное единство. При теперешней роли русского народа в государстве крайний русский национализм может привести к русскому сепаратизму, что прежде было бы немыслимо. Крайний националист, желающий во что бы то ни стало, чтобы русский народ был единственным хозяином у себя в государстве и чтобы самое это государство принадлежало на правах полной и нераздельной собственности одному русскому народу, – такой националист при современных условиях должен примириться с тем, чтобы от его “России” отпали все “окраины” то есть чтобы границы этой “России” совпали приблизительно с границами сплошного великорусского населения в пределах доуральской России: только в таких суженных географических пределах эта радикально-националистическая мечта и осуществима. Таким образом, в настоящее время крайний русский националист оказывается с государственной точки зрения сепаратистом и самостийником – совершенно таким же, как всякие украинские, грузинские, азербайджанские и т. д. националисты-сепаратисты»
[683].
