Так нет же!
Трубецкой, вместо того чтобы жадно вдыхать столь вдохновенно им воспетый запах «жженого кизяка, конского пота, верблюжьей шерсти», с 1922 г. обосновался в Вене, возглавляя до самой кончины в 1938 г. в местном университете кафедру славянских языков. Любопытно, что, когда после аншлюса его стало преследовать гестапо, Николай Сергеевич решил переехать… вы думали в Тибет? – нет, в самый страшный круг западного ада – США… Но не успел, скоропостижно скончался… На здании Венского университета установлена мемориальная доска в честь великого отрицателя «романо-германской цивилизации».
Савицкий, в своих работах недвусмысленно относивший чехов к ненавистному Западу, тем не менее с 1921 г. жил и работал в Праге, в частности, читал лекции по славяноведению в Пражском немецком университете. В 1945 г. ему выпал прекрасный шанс вырваться из смрадной европейской гнили. Доблестные работники НКВД в 1945 г. любезно приняли на себя все издержки по его переезду в Россию-СССР-Евразию. Там ему нашли здоровую, непыльную работу на свежем воздухе в лесах Мордовской АССР. В 1956 г. в награду за доблестный труд ему распахнула объятия столица Евразии – Москва. Странное дело, Петр Николаевич сразу же подал заявление на переезд… нет, не на родину предвозвестника евразийства великого Чингисхана – Монголию, а обратно в омерзительную европейскую Прагу. Там у него были проблемы с местной госбезопасностью, но он стойко держался и, положим, в Иран не уехал, отдав свое тело чешской земле в 1968 г.
Сувчинский тоже, видимо, был мазохистом и все время обретался в европейских столичных клоаках – сначала в Берлине, потом (уже с середины 1820-х гг.) до самой смерти в 1985 г. в мафусаиловых годах (97 лет!) – в Париже, одном из самых главных рассадников романо-германского сифилиса. Там он стал известным музыковедом, активно популяризировавшим западный авангард (разумеется, внутренне содрогаясь от гадливости к нему). Заняться великолепной музыкальной культурой Северной Кореи (а тем более поселиться в этом истинно евразийском эдеме) Петр Петрович почему-то так и не удосужился…
Какие поразительные парадоксы! О, загадочная и противоречивая человеческая природа! О, Достоевский!
* * *
Почему евразийцы так легко позволяли себе интеллектуальную нечестность?
Самый простой ответ на этот вопрос, который охотно дают многие люди: потому что они были агентами НКВД и/или английской разведки.
Основания для такого ответа, разумеется, есть. К концу 1820-х гг. чекисты взяли евразийство под свою опеку весьма плотно. Газета «Евразия» совершенно очевидно выходила под советским патронажем. Евразиец Сергей Эфрон (муж Марины Цветаевой) точно был завербован как агент НКВД. А по поводу английского следа наши конспирологи-англоманы, думаю, с удовлетворением воспримут информацию о том, что некий английский литературовед Сполдинг оказывал материальную поддержку евразийским изданиям еще в начале 1820-х гг.
Тем не менее данный ответ не может быть исчерпывающим. Ибо по крайней мере два самых главных евразийца – Трубецкой и Савицкий – никак не могут быть заподозрены в сотрудничестве с НКВД (по поводу Сувчинского возможны дискуссии). И не только потому, что нет никаких документальных подтверждений этому, но и потому, что они оба резко отшатнулись от «левого» евразийства и публично от него отмежевались. При этом заведомо необоснованные или даже лживые утверждения они позволяли в своих сочинениях и до того, и после.
Так что дело все-таки в другом. В особенностях психологии и мировоззрения этих людей.
Главная их проблема состояла в том, что это были типичные кабинетные интеллектуалы, всерьез вообразившие себя великими политиками. Надо читать их переписку, в которой они уморительно серьезно рассуждают о том, как будут вершить судьбы России. Они действительно искренне верили, что рано или поздно, после неизбежного банкротства коммунистической идеи, элита СССР (прежде всего военная) обратится к их идеям (кстати, таки дождались, хоть и посмертно)
[691]. Этот вечный платоновский соблазн интеллектуалов: мудрец, руководящий правителем: печальный опыт самого Платона, к сожалению, никого ничему не учит…
Изображая из себя прожженных политических прагматиков, Трубецкой и Савицкий изначально приспосабливали свое учение под реалии СССР (а то как бы не отпугнуть потенциальных евразийцев среди коммунистов!), и их историософия поэтому есть прежде всего инструментальная идеология, а никакая не наука.
Трубецкой, как мы видели, это понимал. Но, будучи подлинным ученым по призванию и стилю мышления, он выстраивал свою демагогию предельно последовательно и логично, что нередко приводило к скандальным формулировкам, шокировавшим Савицкого. Последний же, напротив, был искренний энтузиаст-фанатик евразийской идеи, не замечающий, как все фанатики, ее несообразностей, но его непосредственное русское чувство иногда протестовало против бездушной, холодной логики Трубецкого.
Что же касается Сувчинского, то, оставляя открытым вопрос о его связях с чекистами (все же, думаю, они не были непосредственными), о нем можно сказать, что это был типичный эстет-эпатажник, любитель ярких перформансов и скандалов, в которых он купался. Поэтому евразийство его радовало, как отличный раздражитель почти всей русской эмиграции. Видимо, Сувчинского имел в виду неплохо его лично знавший И.А. Ильин, отмечавший «у одного из этих [евразийских] мудрецов, – явное подсмеивание над слушателем, над самим собой (говорящим) и над всею “доктриною” в целом…»
[692].
Характеризуя же мировоззренческие особенности евразийцев, следует сказать, во-первых, что перед нами типичные европейские неоромантики с культом всего «органического» против всего «механического» (ер. со Шпенглером и прочей немецкой «консервативной революцией»), верящие, что где-то в «народной почве» таятся семена истинно национальной культуры (отсюда та легкость, с которой они отрекались от культуры императорской России).
Ну и, наконец, евразийцы были типичными русскими патриотами-имперцами, для которых самое главное, чтобы Россия была «большая-пребольшая», а все остальное приложится. А уж как там в ней себя будут чувствовать русские – дело десятое…
* * *
Что же привлекло меня и покойного Сережу Константинова в этом лживом и по большому счету русофобском учении в 1890-х гг., что не давало нам увидеть за некоторыми нелепостями и передержками здравое зерно в антиевразийских писаниях А.Г. Кузьмина?
Во-первых, не надо забывать, что в 1890-х все антирусские силы – от Ельцина до Новодворской – были заодно и шли под знаменами «демократии» и «европейского выбора». Разрушение России происходило под аккомпанемент либерально-западнической риторики. Поэтому быть антизападником – почти автоматически означало быть радикальным оппозиционером в отношении тогдашнего правящего режима РФ. А что могло быть более антизападнического, чем евразийство?
