Из пуховика Лиза достала маленькое мутное зеркало и осмотрела себя. Ахнула, начала приглаживать волосы.
– У вас расческа есть? – спросила она тревожно.
– Откуда? – удивился Синклер.
– А чем вы волосы свои причесываете? Волосы-то есть у вас? – спросила Лиза возмущенно.
– Есть, – признался Синклер. – Водой обычно. Рукой там. Ну, по-всякому. Зачем причесывать? Мы на «вы»?
– А вам как удобнее?
– Имя и отчество.
– А какое у вас отчество?
– Никакое. Пошутил я, – сказал Синклер.
Лиза наконец-то нашла в пуховике маленькую деревянную расческу. Села причесываться, наклонив голову, как взрослая. Результат смотрела в свое мутное зеркальце, вздыхала. Сколько же ей лет?
– Думал, пацанка. А ты кокетка, – сказал Синклер.
– Сами вы кокетка.
– Чего вдруг?
– Зачем вам такой плащ пафосный? Брезентом обшили. Еще бы крылья приделали и такие штуки, чтобы по ветру развевались. Вы что, книжек начитались? – спросила Лиза.
– Он просто удобный, – смутился Синклер. – Дождь просто. Бывает. И вообще.
«А что плохого в штуках, которые по ветру развеваются? Так сдувает меньше, если ветер сильный. Ветер сквозь них дует и плащ не надувает, – подумал Синклер. – Да и красиво».
– Все равно. Под шапку спрячешь, – сказал Синклер.
– Что?
– Волосы.
– Так волосы никуда не пропадают, если шапку надеть, – сказала Лиза. – Если там колтуны, они и под шапкой колтуны.
– Но ведь. Никто не знает.
– Я же знаю. И вы знаете, – сказала Лиза.
Синклер не нашелся, что ответить.
– Еда есть? – спросил он.
– Есть. Хотя нет, уже нет, – сказала Лиза. – Был пирог, но мы его съели.
– Тогда без завтрака.
Проснулся Горбач. Он потянулся так сладко, будто всю ночь провел в постели, а не на холодном пыльном полу заброшенной церкви под половинкой рваного пуховика. Будто не было ночью дикого страха, не было Песни к Радости и полуночного дежурства. Только заохал, случайно задев поврежденную руку.
«Как будто Хома Брут, который вообще ни черта не понял, что происходит», – подумал Синклер.
– Я слышал про еду, – сказал Горбач.
– Еды нет, – ответил Синклер.
– А вот и есть.
– У тебя что-то с собой? – удивилась Лиза.
В ответ Горбач загадочно улыбнулся, встал и пошел на другую сторону амвона. Там он отыскал ящик сложной формы, попытался открыть его одной рукой. Не получалось, ящик заклинило. Он чертыхнулся, ударил ногой. Синклер и Лиза смотрели на это с любопытством.
– Да черт бы его побрал, – сказал Горбач. – Ночью же открывался. Я тут ходил немного, пока вы спали. Смотрел, что к чему. В этом ящике сухари, картошка и банка с огурцами! Я прикрыл дверцу, а теперь вот заклинило.
– Не везет тебе с дверцами, – сказала Лиза и засмеялась, а Горбач нахмурился.
Синклер подошел к ящику и без видимых усилий открыл дверцу. Там действительно был пакет с сухарями, три грязноватые картофелины и стеклянная банка с огурцами.
– Это не ящик. Это дароносица, – сказал Синклер.
– По сути ящик же? Вот, видать, в этом ящике кто-то запас хранил.
– Тут должен быть. Хлеб. Чаша с вином.
– Огурцы получше будут, – сказал Горбач, и Лиза активно закивала.
Синклер вздохнул.
Они запекли картофель в углях от костра. Синклер выделил каждому по сухарю и одному огурцу, другие спрятал в свой мешок. Целее будут.
Пока пеклась картошка, рассказал свой план. Насколько мог.
– Куда пойдут Хлеборобы? – спросил Синклер.
– На восток, понятное дело, – ответил Горбач. – Не к Москве же.
– Верно. Почему не север? Сергиев Посад.
– Ты смеешься? В Сергиеве Бородачи сидят. Клан мелкий, но надоедливый очень. Они за Распутников воюют. Князь к ним не пойдет никогда, – сказал Горбач.
– А еще туда уже могли дойти куклы, – добавила Лиза. – Надо подальше идти.
– Верно, – подтвердил Синклер. – Хотя там крепость. Лавра. Но туда. Князь не пойдет. Я его знаю.
– Откуда ты князя знаешь? – удивился Горбач.
– Отовсюду. Неважно. Так куда. Твои пойдут?
Горбач задумался. Он взял ветку и начал чертить в пыли. Бормотал что-то, словно раздумывал над планом генерального сражения.
– Не трудись. Орехово-Зуево. Потом Владимир.
– Владимир – это дело, – согласился Горбач. – Но зачем Орехово-Зуево? Там же тоже Бородачи. Мы вроде в нейтралитете сейчас, но все равно. Мы всегда караваны во Владимир пускали в обход. Киржач, Кольчугино. У князя, говорят, главный план на ближайший год – Бородачей додавить, надоели очень, сидят и там и там.
– В обход долго, – сказал Синклер. – Там обозы. Дети, старики. Женщины. Нужны дороги. Близкие остались? В обозах.
– Я не знаю, – сказала Лиза.
– Нет, – сказал Горбач.
– Хотя неважно. Князь идет в Орехово-Зуево. В обход долго. Он видел волну. Он в ужасе.
– Ты, может, князя знаешь, но в Орехово-Зуево его не пустят просто, да еще с обозами, тут свои расклады, – сказал Горбач. – Ворота не откроют. Зачем им столько беженцев? Они даже договор о границах не заключали.
– Он попробует.
– Что попробует?
– Договориться.
– А если не выйдет?
– Тогда вырежет Орехово-Зуево, – пожал плечами Синклер. – Когда князь напуган. Он не щадит. Бойцов много. Хлеборобы – боевой клан. Тараны есть. Гранатометы. Город разнесут. Разграбят. Обозы давят.
– Надо их предупредить, – сказала Лиза испуганно.
– Не успеем. По дорогам на юг. К Ногинску. Горьковское шоссе. Князь быстрее выйдет. У него фора.
– А тебе-то от него чего надо? – спросил Горбач. – Ты мести от него хочешь?
– Здравого смысла, – ответил Синклер. – Месть у меня. Для другого человека.
Горбач задумчиво посмотрел на Синклера. Ему явно хотелось задать вопрос про месть, но он промолчал. «Правильно делаешь, – подумал Синклер, – много знаешь – много печалишься». Зато не промолчала Лиза.
– Ты хочешь отомстить безопаснику? – спросила она Синклера.
– Какому безопаснику? – удивился Горбач. – В смысле – главному безопаснику? Начальнику службы безопасности князя? Или какому?
Синклер хмыкнул и посмотрел на Лизу с интересом. В этот момент он собирал вещи в мешок, но от неожиданности остановился.
