– Да, мои бессмертные произведения, – сухо, пожалуй, даже пренебрежительно перебил он.
– Но вы так умны, – искренне выпалила Аманда. – По-моему, писать для детей куда труднее, чем для взрослых! Мне никогда не удавалось придумать сюжет, который бы их заинтересовал.
Он улыбнулся так тепло, что невыразительное лицо вдруг стало почти красивым.
– Мне трудно поверить, что какой-то жанр может быть не под силу вашему таланту, мисс Брайерз.
– Давайте найдем тихий уголок и поговорим, – предложила Аманда. – Я сгораю от желания засыпать вас вопросами.
– Чрезвычайно привлекательное предложение, – одобрил он, беря ее под руку и уводя от стола.
Аманда нашла его общество успокаивающим и приятным. С ним она чувствовала себя спокойно в отличие от того возбужденного состояния, в которое ее неизменно приводило присутствие Джека Девлина. По иронии судьбы Хартли, писавший детские книги, был вдовцом и не имел собственных детей.
– У нас был хороший брак, – признался он Аманде, все еще сжимая пустую хрустальную чашу, из которой был давно выпит пунш. – Моя жена была из тех женщин, которые умеют внести уют и ласку в жизнь мужчины. Очень скромная, сговорчивая, она никогда не закатывала истерик и не предъявляла претензий, как многие нынешние дамы. Была очень прямой и откровенной и любила посмеяться.
Хартли неожиданно замолчал и задумчиво оглядел Аманду.
Знаете, это может показаться странным, но характерами вы с ней очень схожи.
* * *
Джек наконец умудрился отделаться от двух смертельно занудных ученых мужей, доктора Сэмюела Шорема и его брата Клода, горячо убеждавших его издать их манускрипт, посвященный греческим древностям. С плохо скрытым облегчением избавившись от этой парочки, Джек разыскал Фретуэлла и коротко спросил:
– Где она?
Не было нужды объяснять, кто «она».
– Мисс Брайерз вместе с мистером Хартли устроились на диванчике в углу, – пояснил Оскар. – Не волнуйтесь, с ним она в полной безопасности. Хартли не из тех, кто позволяет себе вольности с дамами.
Джек посмотрел в сторону беседующих и с угрюмым видом повертел в руках бокал с бренди. Странная, горькая улыбка скривила его губы.
– Оскар, что вы знаете о Чарлзе Хартли? – осведомился он, не поднимая глаз на Фретуэлла.
– Что именно вы имеете в виду, сэр? Обстоятельства его жизни? Характер? Хартли вдовец и имеет репутацию человека благородного. Небогат, хотя бедным его никак нельзя назвать, хорошего происхождения и воспитания. Не замешан ни в каких скандалах, – сообщил Фретуэлл и, помедлив, с улыбкой добавил:
– Кроме того, его обожают все дети.
– А что вы знаете обо мне? – мягко спросил Джек. Фретуэлл недоуменно нахмурился.
– Мне не совсем понятно, что вы имеете в виду.
– Вы знаете мои методы ведения дел: их нельзя назвать благородными. В отличие от Хартли с моим именем связан не один скандал. Я сделал огромное состояние, но при этом происхождение мое более чем сомнительно. Я незаконный сын, и в моих жилах течет дурная кровь. И в довершение всего я не люблю детей, мне омерзительна сама мысль о женитьбе, и мои отношения с женщинами никогда не длились более полугода. Кроме того, я эгоистичный ублюдок… потому что все вышесказанное не помешает мне преследовать мисс Брайерз, несмотря на то что худшего выбора она не могла бы сделать.
– Мисс Брайерз – женщина умная, – спокойно заметил Фретуэлл. – Может, вы позволите ей самой решать, что для нее лучше, а что хуже.
Джек покачал головой.
– Когда она осознает, что ошиблась, будет поздно. Женщины в таких вопросах руководствуются не разумом, а сердцем,
– Сэр… – сконфуженно пробормотал Фретуэлл, но Джек уже отошел, рассеянно потирая шею усталым жестом человека, гонимого злобной волей.
Рождественский ужин был великолепным. Одно изысканное блюдо сменялось другим. Гости наперебой восторгались и поваром, и хозяином. Хлопанье винных пробок звучало достойным аккомпанементом звону бокалов и звукам оживленной беседы.
Аманда потеряла счет подносимым ей деликатесам. Одних супов было четыре, включая черепаховый и из омаров. За ними последовала жареная индейка с гарниром из трав и сосисок.
Нескончаемая процессия слуг вносила блюда: телятину под соусом бешамель, каплунов, «сладкое мясо», жареную дичь и зайчатину, оленину, лебединые яйца и разнообразные овощные запеканки. Пудинги из дорогой привозной рыбы и дичи были поданы в дымящихся серебряных чашах. На подносах громоздились экзотические фрукты, салат, в хрустальных чашках красовались трюфели в вине. Аманда попробовала даже нежные стебли спаржи, явно выведенной в оранжереях специально к Рождеству, поскольку сейчас для этого овоща был не сезон.
Как бы Аманда ни наслаждалась превосходным ужином, все же временами едва замечала, что ест. Все ее внимание поглощал сидевший рядом мужчина. Девлин был на редкость обаятелен и рассказывал занимательные истории с неутомимым остроумием, как подобает истинному ирландцу.
В Аманде постепенно нарастала тяжелая сладостная боль, не имевшая ничего общего с выпитым вином. Она хотела остаться наедине с Девлином, завлечь и обладать им, пусть и ненадолго. При виде его прекрасных рук у нее пересыхало в горле. Она вспоминала невыразимое тепло его тела и жаждала вновь его почувствовать, окутать его собой… хотела, чтобы покой физической разрядки снизошел на обоих, хотела лежать, расслабленная и счастливая, в его объятиях. Она вела такую скучную, невыразительную жизнь, и Девлин был для нее как ослепительная комета, прорезавшая темноту неба.
Ужин, казалось, продолжался целую вечность. Но наконец гости встали из-за стола и вновь разделились на группы. Правда, некоторые джентльмены захотели выпить портвейна, а дамы собрались в гостиной вокруг чайного подноса. Большая компания собралась у пианино и затянула рождественские гимны. Аманда собиралась присоединиться к ним, но, прежде чем успела подойти к пианино, рука Девлина сжала ее локоть. Низкий голос прошептал:
– Пойдемте со мной.
– Куда именно? – задорно осведомилась она. Учтивая маска гостеприимного хозяина не могла скрыть жадного желания в его глазах.
– Найдем подходящую гирлянду омелы.
– Вы нарываетесь на скандал, – предупредила она, не зная, то ли смеяться, то ли тревожиться.
– А вы боитесь скандала?
Они вышли из гостиной и оказались в полутемном коридоре.
– В таком случае вам лучше было бы остаться с вашим респектабельным приятелем Хартли.
– Да вы, кажется, ревнуете? – весело фыркнула Аманда. – Ревнуете к этому доброму, воспитанному, милому вдовцу…
– Еще бы не ревновать, – пробормотал Девлин. – Я ревную к каждому мужчине, кто смеет на вас смотреть!
Он потянул ее в большую, слабо освещенную комнату, где пахло кожей, клеем и табаком. Вероятно, это была библиотека. Сердце бешено стучало в предвкушении разговора наедине.
