– Нет, я слишком стара, – возразила она, и слезы снова хлынули по лицу. – Поэтому и выкинула ребенка. Слишком долго ждала. Больше я никогда не смогу родить…
– Ш-ш… Глупости все это. Доктор сказал, что принимал детей у женщин куда старше тебя. Ты просто не в состоянии мыслить связно.
Джек легко подхватил жену, отнес к маленькому креслу с бархатной обивкой, устроился сам и посадил ее себе на колени. Потом взял с подноса салфетку и вытер ей щеки и глаза. От него веяло такой надежностью, что паника Аманды немного унялась. Она послушно высморкалась в салфетку и, прерывисто вздохнув, положила ему голову на плечо. Джек медленно гладил ее по спине, успокаивая разгулявшиеся нервы, согревая своим теплом.
Постепенно ее дыхание успокоилось и стало более размеренным, а слезы высохли, оставив на щеках соленые дорожки.
– Я женился на тебе не только из-за ребенка, – признался Джек. – Пойми, я тебя люблю. И если хоть еще раз соберешься оставить меня, я…
Он помедлил, явно пытаясь придумать достаточно суровое наказание.
– Ну… просто не смей, – докончил он.
– Никогда не чувствовала себя так ужасно. Даже после смерти родителей.
Его грудь тяжело вздымалась от глубокого волнения.
– Я тоже. Если не считать… я так чертовски рад держать тебя в объятиях. Последние недели были адом. Ни поговорить, ни коснуться тебя…
– Ты в самом деле думаешь, что мы еще сможем иметь ребенка? – задыхаясь, спросила она.
– Если ты этого желаешь.
– А ты?
– Сначала мне было трудно смириться с мыслью об отцовстве, – признался Джек, целуя ее в подбородок и шею. – Но потом мы стали строить планы, и малыш стал для меня реальностью. Я вспоминал о маленьких мальчиках в Начфорд-Хит, которых так и не смог уберечь и защитить, и вместо былого отчаяния ощутил надежду. Наконец-то в мире появится ребенок, о котором я сумею позаботиться. Для меня это стало новым началом. Я… я хотел сделать его жизнь чудесной сказкой.
Аманда подняла на него полные слез глаза.
– И сделал бы, – прошептала она.
– В таком случае не стоит смиряться, красотка. Когда тебе станет легче, я дни и ночи посвящу тому, чтобы наделить тебя младенцем, а если не получится, всегда можно , найти другой способ. Богу известно, на свете немало детей, нуждающихся в семье.
– И ты сделал бы это для меня? – дрожащим голосом спросила она, не в силах поверить, что человек, который так противился самой мысли о создании семьи, теперь стремится посвятить себя жене и детям.
– Не только для тебя, – выдохнул он, целуя кончик ее носа и мягкий изгиб щеки. – И для себя тоже.
Аманда обвила руками его шею и крепко сжала. Мучительные тиски скорби начали постепенно отпускать ее сердце. Чувство облегчения было таким острым, что у нее закружилась голова.
– Не знаю, что теперь делать, – прошептала она. Джек снова поцеловал ее жаркими, нежными губами.
– Сегодня ты не будешь ни о чем думать. Только есть и отдыхать.
При мысли о еде Аманда поморщилась и скривила губы.
– Не могу.
– Ты все это время голодала.
Джек потянулся к подносу, поднял крышку с чаши и взял ложку.
– Попробуй немного, – предложил он. – Я свято верю в целительное действие… – он глянул на содержимое чаши, до этой поры спрятанное под серебряным куполом крышки, – картофельного супа.
Аманда посмотрела на ложку, на решительное лицо мужа, и впервые за три недели несмелая улыбка коснулась ее губ.
– Ты просто бандит какой-то. Рад запугать беззащитную женщину!
– И к тому же я сильнее, – напомнил он.
Аманда со вздохом взяла ложку и уставилась на молочно-белую поверхность, усыпанную рублеными листочками салата. Рядом на маленькой тарелочке лежала жаренная на сковороде оладья. На десерт сегодня был ягодный пудинг, увенчанный свежей клубникой, так называемый пудинг a la framboise. В последнее время у кухарки появилось пристрастие именовать блюда по-французски.
Джек встал, внимательно наблюдая, как Аманда опускает ложку в суп. Она ела медленно, ощущая, как тепло наполняет желудок. Джек время от времени подносил к ее губам бокал с вином. Понемногу краски стали возвращаться на ее лицо. Она расслабилась и тяжело откинулась на спинку кресла, с нежностью взирая на сидевшего рядом мужчину. Ее вдруг захлестнула волна такой безумной любви, что она порывисто схватила его руку и поднесла к лицу.
– Я люблю тебя.
Он осторожно провел костяшками пальцев по линии ее подбородка.
– И я тоже, Аманда. Больше жизни.
Подавшись вперед, он коснулся ее губ своими, мягко, словно сознавал, как она измучена и беззащитна и только он может исцелить ее своими поцелуями. Она погрузила руки в густые пряди темных волос и с готовностью приняла вторжение его языка. Начавшийся так нежно поцелуй вскоре возгорелся вулканической страстью. Аманда склонила голову набок, что-то сонно пробормотала и закрыла глаза. Пальцы Джека легли на ее грудь. Одна пуговица… вторая… третья… Легкая ткань с тихим шелестом разошлась. Его губы прижались к ее шее, находя чувствительные местечки, которые он легко покусывал, пока она не застонала.
– Джек… я так устала… не думаю…
– Тебе ничего не придется делать, – убеждал он шепотом. – Лишь позволь мне касаться тебя. Мы так долго были в разлуке, солнце мое.
Аманда, тяжело дыша, даже не пыталась найти нужные слова, только бессильно откинула голову. Ей казалось, что все это сон…
Она не открыла глаз, даже когда Джек отодвинулся, и покорно ждала, пока он притушит лампы и вернется к ней. Неяркий свет почти не проникал сквозь сомкнутые веки. Джек снял рубашку, ее руки ощущали тепло его сильных, теплых, бугрившихся мускулами плеч. Он встал на колени перед креслом, между ее расставленных ног, и, распахнув халат, сжал ее груди. Большие пальцы обвели соски, гладя, дразня, пока они не превратились в крохотные твердые горошины. Он взял один в рот, и Аманда самозабвенно выгнулась, охнув от неожиданности и восторга. Джек ущипнул другой сосок, не больно, но чувствительно, и ее ногти впились в упругую кожу его плеч. Он взял ее в плен губами и руками, и теперь все ее существо сосредоточилось на медленном и неотступном обольщении. Джек поднял кружевной подол халата, задрал до талии и провел большими пальцами от ее колен в ямочках до внутренней поверхности бедер. Ее ноги раздвинулись еще шире, мышцы трепетали под жаром его рук. И хотя он знал, как страстно она желает его, все же не торопил события и предпочел завладеть ее ртом такими ленивыми и легкими поцелуями, что Аманда в отчаянии стиснула кулаки. Улыбаясь в ее молящие глаза, он снова провел ладонями, но уже теперь вниз от бедер, и чуть пощекотал сгиб колен. Потом осторожно поднял ее ноги, закинув на подлокотники кресла. Она никогда еще не была столь дерзко обнажена, так открыта его жадным взорам.
