– Офелия, я изучал один вопрос: где в человеке помещается зло?
Его быстрые пальцы листали страницы, пока не дошли до гравюры человеческого тела, с которого убрали кожу и открыли кости, сердце и лабиринт сосудов и сухожилий. Я почувствовала одновременно любопытство и отвращение, но не удержалась и стала рассматривать ее. Гамлет произнес оживленно:
– Когда я услышал о смерти отца, я ехал в Падую, куда приезжают тысячи молодых людей учиться у искусных медиков, препарировать все части человеческого тела и открывать его тайны.
– Разве это не ересь? – ахнула я. – Не преступление против Божьих созданий – разрезать тело человека?
– Те, кто так говорит, – враги разума и учения, – нахмурился Гамлет.
– Расскажи мне, что это значит? – настойчиво прошептала я, проводя пальцем по сложным рисункам.
– Жизненная сила зарождается здесь, в сердце, и усиливается в легких, которые насыщают кровь воздухом, – объяснял Гамлет. – У дурного человека жизненная сила подорвана, либо болезнью сердца, либо какими-то нарушениями в органах или жидкостях. И это оставляет свой след внутри него – язву на печени или почерневшую желчь. – Гамлет сделал паузу, перед тем как перейти к сути своего высказывания. – Я хочу узнать, не может ли хирург, вырезав изъязвленный участок, восстановить здоровье жизненной силы.
– Но разве зло, подобно невидимому червю, не пожирает плод изнутри, хотя внешне плод выглядит красивым? – спросила я. – Невозможно удалить червя, не уничтожив яблоко.
– Да, и как на красивой оболочке яблока, в конце концов, появляются признаки внутреннего разрушения, так и дурные мысли со временем откладывают отпечаток на лицо человека.
Я подумала о Клавдии. Хоть мне и не нравилась его внешность, я не могла сказать, что на его лице видны следы разрушения. Я решила мягко возразить Гамлету, и разумными доводами вызвать в нем сомнение. Таким образом, я смогу сыграть роль шеи, которая повернет голову мужа в сторону, противоположную мести, думала я, вспомнив совет Элноры.
– Если бы то, что ты говоришь, было правдой, тогда убийство твоего отца было бы написано на лбу у Клавдия, – сказала я. – Но это не так. Возможно, он не виновен?
Одно упоминание о дяде заставило Гамлета вскочить на ноги.
– Клавдий! Я отправлю его душу в ад! – Он заметался по церкви, его возбуждение росло. – Но ответь мне, почему у некоторых людей мысли о необходимости действовать никогда не доходят от головы к руке? – Он посмотрел на собственную руку так, будто она ему незнакома.
– Ты не такой, Гамлет, подумай, как поспешно ты женился на мне вчера. Я колебалась, а ты заставил меня действовать, – возразила я, надеясь отвлечь его мыслями о любви. Но Гамлет не поддался на мою уловку.
– Ты неверно меня поняла, – сказал он.
– Нет, я поняла, – твердо возразила я. – Я знаю, что ты говоришь о преступлениях и злодеяниях. Но я считаю, что такие дурные мысли не пристали принцу Дании и моему мужу.
Гамлет не согласился с моим мнением, а продолжал в прежнем духе.
– Ты должна помочь мне понять, Офелия. Скажи мне, как так получается, что черные мысли некоторых людей становятся поступками, последствия которых потрясают целые народы? – спросил он, прижимая руку ко лбу, как будто желая силой вырвать ответ у своего мозга.
Я видела, что мозг Гамлета застрял в мыслях о мести, как колесо в канаве. Если бы я сумела вытащить его обратно на столбовую дорогу здравого смысла, тогда Гамлет снова стал бы самим собой.
– Ответь мне! – требовал он. – Если сама мысль об убийстве уже является преступлением, почему совершение убийства не следует с легкостью за ней?
– Не знаю, – ответила я. – Может быть, рука Неба останавливает твою руку. Или рассудок побеждает. Только те, кем правят страсти, позволяют своим мыслям о насилии превратиться в акты насилия. – Я твердо решила заставить Гамлета усомниться в его кровавых замыслах при помощи разумных доводов. И Гамлет, будто следуя за мной, подхватил нить моих рассуждений.
– Насильственные деяния, – произнес он, медленно кивая головой, – разрушают тело и душу того, кто их совершает. Но что, если такое деяние, хоть и кажется преступным, осуществляется по воле Неба? Тогда предполагаемый преступник должен быть посланцем Бога!
– Нет, потому что убийство бросает вызов правосудию, как человеческому, так и божественному, – возразила я с жаром, не уступающим его собственному. – Эту истину невозможно отрицать, и больше нечего спорить.
– Я обдумаю твои слова, Офелия, потому что они полны мудрости, – сказал Гамлет, закрывая книгу по анатомии и завершая наш спор.
У меня кружилась голова от мыслей, которыми мы с ним так быстро обменялись. Удалось ли мне отговорить Гамлета от мести? Я надеялась, так как он всегда придавал большое значение доводам разума.
– А пока, – продолжал Гамлет, – мы должны найти способ отвлечь короля и твоего отца, чтобы ни один не заподозрил нашего тайного деяния. Я имею в виду нашу женитьбу.
– Жаль, что нам необходимо ее скрывать, – грустно ответила я, хоть и понимала, что разумнее всего не провоцировать моего отца и короля такой новостью. Я уже привыкла к секретности и к волнению, которое вызвали наши тайные планы.
– В свое время, Офелия, все станет явным, – успокоил меня Гамлет, однако, он, по-видимому, думал не о нашей любви, так как лицо его было мрачным.
– У меня есть план, муж мой, – весело сказала я, прикасаясь к его плечу, чтобы привлечь к себе внимание. – Что может лучше скрыть то, что мы женаты, чем сделать вид, будто ты за мной ухаживаешь? Ты будешь меня преследовать, так как мой отец думает, что это так и есть. Я буду тебе отказывать, и выглядеть добродетельной дочерью, а мы будем втайне обмениваться поцелуями.
– Да! Мы будем притворяться влюбленными, чтобы скрыть нашу любовь. Такой парадокс я буду разыгрывать с удовольствием, – согласился Гамлет и наклонился ко мне, чтобы поцеловать в шею, там, где было видно, как бьется мой пульс.
Я удерживала его голову и гладила ее. Я знала, что нарушу свое невольно данное Гамлету обещание. Подобно тому, кто роет туннель под крепостью, я не буду ему помогать, я сорву его планы мести. Эта любовная игра отвлечет его от зловещих замыслов.
Месть – это план Гамлета; а это мой план.
Глава 18
Мой простой план, придуманный с целью обмануть Полония и короля, стараниями Гамлета превратился в целый заговор, с более сложными мотивами и неопределенным исходом.
– Помни, я буду выглядеть безумно влюбленным в тебя – и вообще безумным, – но я притворюсь сумасшедшим для того, чтобы ввести в заблуждение и испытать их всех, – сказал Гамлет.
– Зачем нам их испытывать?
– Чтобы устроить проверку их уму и суровое испытание их здравомыслию, – ответил он так, словно ему доставляла удовольствие сама возможность всех запутать.
