– Когда произошли все эти события? – спрашиваю я.
– Около пяти лет назад я приехала сюда, притворяясь набожной и добровольной кандидаткой ордена. И здесь я решила, что девичья чистота – это самое большое достоинство, так как я сохранила ее от злых мужчин, и это все, что у меня осталось. – Она разводит в стороны пустые руки и смотрит на них.
У меня остался еще один вопрос, я хочу узнать последний кусочек из головоломки ее жизни.
– Маргерита, кто был тот порочный принц, и что с ним стало?
Маргерита смотрит мне в глаза. У нее открытое и простодушное, очень красивое лицо. Она смотрит на меня, не мигая, и отвечает:
– Это Фортинбрас, принц Норвегии.
Мои руки взлетают к лицу, у меня вырывается крик.
– Да, тот самый, который теперь правит вашей Данией, – мрачно произносит она. – Когда ты приехала, я увидела датские монеты в твоем кошельке, и я услышала в твоей речи акцент северных земель. Я отнеслась к тебе настороженно, так как не знала цели твоего приезда, и от кого ты зависишь в этих королевствах.
– А почему ты рассказала мне историю Агнессы? Чтобы испугать меня?
– Я заподозрила, что ты носишь в себе этого младенца, ходили среди нас такие слухи. И я завидовала, потому что сестры обнимали тебя, а у меня не было здесь подруг.
Я лишь покачала головой, все еще под впечатлением от ее откровений.
– Прошу тебя, Офелия, прости меня за то, что я была несправедливой и жестокой, – просит Маргерита, не умоляющим голосом, но с благородным достоинством. – Ведь я теперь понимаю, что девственность – это не самая большая добродетель женщины.
– Больше ничего не говори, пожалуйста, ведь я тебя уже простила. – Я поднимаю руку, заставляя ее замолчать. Я размышляю над этими странными совпадениями: обидчик Маргериты и завоеватель Дании – один и тот же Фортинбрас Норвежский, и мы с ней нашли друг друга. Возможно, это не случайность, а дело рук какого-то божества, которое направляет наши нечаянные шаги в предопределенное место назначения.
Теперь маленький Гамлет начал капризничать, и я беру его на руки и покачиваю. Эти движения заодно успокаивают мои взбудораженные чувства. Маргерита улыбается и протягивает руку к его крохотным пальчикам. Лицо ее смягчается, и доброе выражение делает ее еще более красивой.
– Теперь у меня есть причина надеяться, что Фортинбрас когда-нибудь предстанет перед лицом правосудия, – говорит она. – Ибо сказано в Евангелии: «Дети юных подобны стрелам в руке воина». Может быть, именно твой сын ниспровергнет его.
– Я никогда не вернусь в Данию, чтобы жить под гнетом еще одного тирана, который без колебаний убил бы моего Гамлета. – Я наклонилась над моим сыном и поцеловала его толстую щечку. – Ты не питаешь честолюбивых желаний получить корону, мой любимый? – шепчу я ему. – Нет, Маргерита, я радуюсь этой ссылке, потому что хочу жить в покое. А ты вернешься домой?
– Домой? Теперь здесь мой дом. Здесь я останусь и напишу о Терезе.
Снова положив Гамлета, я беру ее бювар, кладу к ней на колени и подаю ей перо.
– Ты должна рассказать и свою историю, Маргерита; напиши ее, непременно.
Эпилог
Сент-Эмильон, Франция
Май 1605 г.
Малыш Гамлет – бойкий мальчик, у него темные волосы отца и серые глаза Гертруды. Он любит копаться в земле и рвать полевые цветы, а я помогаю его пухлым пальчикам сплетать из них венки. В свои три года он болтает без умолку, как когда-то мой отец, но я вслушиваюсь в каждое слово, которое он шепеляво выговаривает. Я вглядываюсь в его личико в поисках хоть малейшего сходства с собой, но он совсем не похож на меня. Вместо внешнего сходства я передала ему всю свою любовь, которая бьет из глубин моей души, как струя из фонтана.
Мой Гамлет стал крохотным принцем в этом царстве женщин. Старые монахини смеются и их глаза сияют, когда они наклоняются, чтобы взять из его рук венок из маргариток или примул. Изабель любит мальчика почти так же сильно, как я сама, и это делает нас почти сестрами. Так как здесь нет других детей, с которыми он мог бы поиграть, он заводит дружбу с дикими кроликами, носит им еду и гладит по пушистому меху до тех пор, пока они не позволяют ему прикоснуться к их дергающимся носам.
После рождения Гамлета мы поселились в каменном домике у ворот монастыря. Я взяла на себя обязанности эконома, которого уволили после смерти графа Дуруфля. Оказалось, что этот граф-пуританин уже давно болел сифилисом. После его смерти брат матери Эрментруды, достойный дворянин, завоевал благосклонность епископа Гарамонда. Теперь Сент-Эмильону ничего не угрожает под его покровительством, и монастырь процветает, благодаря моим торговым сделкам с местными купцами и фермерами, поэтому мать Эрментруда и епископ довольны. Когда мать-настоятельница попыталась вернуть мне деньги Гертруды, я заставила ее оставить их в качестве платы за мое спасение, потому что именно она помогла мне выжить в трудных обстоятельствах. В свою очередь, мать Эрментруда организовала аптеку, которой я сейчас пользуюсь, и снабдила ее всеми научными инструментами, известными сегодня во Франции. Я извлекаю прибыль из своей работы, и откладываю эти деньги про запас, на тот день, когда решу покинуть Сент-Эмильон, чтобы выбрать другую дорогу в жизни.
Воспоминание о Терезе не позволяет мне чересчур гордиться своими способностями, несмотря на рост моей репутации, как целительницы. Я лечу не только всех монахинь, но и сельских жителей, и деревенские платят за мои услуги, а самым бедным я предоставляю их бесплатно. Вскоре мне потребуется ученица, и еще садовник, потому что мой сад процветает, как первый Эдем. Он изобилует обычными лекарственными травами и экзотическими растениями, он был бы достоин стать садом самой Мектильды, и каждый год его размеры увеличиваются.
Я часто навещаю могилу Терезы на церковном кладбище. Жители деревни сделали ее местом поклонения, и на ней всегда полно их подношений. Я приношу из своего сада букеты из цветов водосбора, фенхеля и маргариток. На ее могиле я посадила куст шиповника, и он оказался таким же стойким, как вечнозеленое дерево.
Несмотря на три года изучения философии и медицины, я не нашла естественной причины того, почему руки Терезы кровоточили в момент ее смерти. Это одна их многих тайн тела, которые стремится разгадать анатомия. Когда-нибудь, я надеюсь написать краткое руководство по моим методам лечения, включив в него все то, чему меня научила Элнора. В него войдет статья о том, как разум может помочь – или помешать – телесному здоровью. Как щедрая покровительница, мать Эрментруда открыла мне доступ ко всем книгам в обширной библиотеке монастыря. Иногда я сижу за письменным столом вместе с Маргеритой, которая усердно трудится над книгой под названием «Правдивое жизнеописание праведниц». Я сказала ей, что если она не включит в нее историю своей собственной жизни, я сама напишу ее вместо нее. Как я проверяю ее успехи в работе над этой книгой, так и Маргерита, в свою очередь, проверяет мои успехи в области недавно зародившейся веры. Я говорю ей, что верую в доброту и милосердие Бога, но больше всего люблю его восхитительное создание – своего сына. Она примирилась со своим прошлым, как я примирилась со своим.
