Пролог
Громкий стук в дверь разбил спокойный домашний вечер вдребезги. Хоть Рунвид знала, что к ней сегодня придут, и знала, зачем. Только нынешняя ночь не располагала к прогулкам, пусть и не слишком дальним. Колени ныли к непогоде, а ветер норовил сорвать дерн с крыши, завывая снаружи, словно обезумевший волк. С фьорда уже веяло холодом, то и дело наползали с северо-запада тяжелые, точно серые булыжники, тучи и сыпали мелким снегом. В такое время лучше бы сидеть у очага и вязать чулки из овечьей шерсти на предстоящую зиму.
Да не рассидишься. Рунвид даже не стала браться за иглу — ведь поглотит рукоделие, навеет то особое состояние, когда любая помеха злит. А все равно отложить его придется. Она просто ждала, но все ж вздрогнула от ударов кулака в толстые доски двери.
— Заходите, что ли, — буркнула громко.
Показалось, кто-то пнул дверь ногой, но ее просто вырвало ветром из руки позднего гостя. Скрипнули петли, пронесся по полу ледяной порыв, качнув пламя в очаге.
— Прости, хозяйка, — хрипло прокаркал вошедший мужчина.
Он откинул с головы худ* — провел ладонью по давно обритым, как и положено рабу, но уже отрастающим волосам. Поднял взгляд, как всегда, подозрительный и хмурый.
— Здравствуй, Гагар, — Рунвид хорошо его знала. Лагман всегда отправлял своего подручного по самым важным и спешным делам. — Проходи к огню. Что случилось такого, что ты приехал ко мне так поздно?
Молодой трелль**, благодарно наклонив голову, сделал пару шагов внутрь, но остановился.
— Не велено медлить, хозяйка. Прошу, едем со мной. Нужна твоя помощь.
Рунвид без лишних расспросов принялась собираться. Раз Гагар здесь, значит, и правда случилось что-то важное. Может, молодая жена лагмана Оттара начала рожать раньше времени? Да разве в таком случае сведущая в лекарском деле рабыня не справилась бы?
— А что, Уна в порядке? — все ж спросила она про хозяйку, накидывая плащ. Гагар поддержал ее под локоть, переводя через скользкий порог.
— Милостью Фрейи, все хорошо. У нас другое. Да объяснить сложно. Сама все увидишь, госпожа.
Вместе они спустились по небольшому склону к дороге, где их ждала запряженная в добротную телегу лошадь. Надо же, и о повозке позаботились, зная, что Рунвид в ее лета тяжело идти пешком на другой конец города. Гагар помог забраться в телегу с двумя скамьями у бортов и сам сел на козлы. Встряхнул поводья, и крепкая кобыла вскинула голову в готовности ехать.
Повозка подскочила на камне и затряслась, попадая колесами в ямы на улице. Лужи под копытами лошади расплескивались в стороны грязными брызгами, хлюпала и почавкивала глинистая мешанина. Туман облеплял влагой с головы до ног, даже пробирался под плащ и худ. Гагар смотрел перед собой, задумчиво хмурясь. Словно то, что случилось в доме хозяина, как-то беспокоило и его лично. И видно, что ни слова из него не вытянешь — не настроен он на разговоры.
Они проехали между спящими еще по раннему часу домами Гокстада. Некоторые по-соседски жались друг к другу бревенчатыми стенами. Значит, там живут родичи. Другие стояли чуть наособицу — в городе много приезжих с других владений. Рунвид увидела вдалеке стену поместья конунга, вокруг которой и разрослась когда-то деревня — еще во времена его деда. А затем помалу появился и Гокстад. Снова задуло вдоль улицы с моря, но ветер унялся, когда телега свернула к дому Оттара. И как ни темно во дворе, а Рунвид почувствовала, как неспокойно внутри, и что там никто не спит.
Гагар словно проснулся, бойко спрыгнул наземь и подал руку. И не успел еще отогнать повозку, как отворилась дверь и сам хозяин вышел на порог, нетерпеливо вглядываясь сквозь предрассветный полумрак.
— Проходи, уважаемая, — он отошел в сторону, пропуская в освещенный только очагом дом.
Рунвид сразу почуяла запах дикой мяты и зверобоя, а уж потом донесся до слуха тихий стон и бормотание. Старший сын лагмана — Кюрри — сидел недалеко от огня на лавке, морщась от шума. Вежливо и почтительно кивнул Рунвид и потер усталые глаза. Вышла навстречу Уна, кутаясь в меховое покрывало. Уж чего и она не спит? Ей отдыхать надо, а то и самой помощь понадобится.
— Мы не знаем, что и делать, Рунвид. Она совсем плоха, — тихо проговорила хозяйка.
И кивнула на кровать у стены, в которой лежала рыжеволосая девушка лет пятнадцати. Вся мокрая от пота так, что даже ворот тонкой рубахи прилип к коже, а сквозь мокрую ткань — знать, хворую обтирали холодной водой — просвечивала ее небольшая грудь. Девушка шевелила губами, но слов было не разобрать, только шелестел сбивчивый шепот, казалось бы, лишенный всякого смысла. Ее мягкие, крупные черты искажала неведомая мука, глаза под прикрытыми веками закатывались, а на щеках, покрытых веснушками, застывали дорожки слез.
Рунвид подошла ближе и встала, когда словно изнутри ее ударило тугим сгустком темноты. Пронеслись в ушах отзвуки призрачных голосов. Девушка выгнула спину и сипло вскрикнула, зажмуриваясь.
— Кто она? — Рунвид едва смогла выдавить два коротких слова: дыхание слоено застряло смолой в груди.
— Мы с Кюрри возвращались домой, когда увидели ее у воды. Недалеко от верфи конунга, — Оттар подошел со спины и встал за плечом, поглядывая на девушку с опаской. — Думали, мертва. Но она дышала. Принесли в дом. Уна ее раздела и отмыла. Она даже пришла в себя, поесть успела и начала с нами говорить. Только на другом языке. Кажется, вендском***. Я немного знаю его, но понимал не все. Только узнал, что она ничего не помнит, ни имени своего, ни того, как оказалась у верфи. А потом началось вот это.
Он снова указал взглядом на бедняжку. Рунвид села рядом с ней, провела ладонью по тонкой руке, ощущая, как пробегает по коже горячее покалывание. Какая сильная. И опасная. Не жар ломал ее, не лихорадка от простуды, а невиданное доселе умение: без проведения особого ритуала слышать голоса умерших. Это они мучают ее и рвут на части, а она не может с ними справиться. Им открыты все дороги в душу и голову девочки. Вот они и спешат рассказать обо всем, пока их слушают.
— При ней было что-то?
Уна кивнула и, ненадолго отлучившись за дощатую стенку, которой отделялся угол супругов от остального дома, вернулась. В руках ее оказался резной ларец, а на крышке его лежал, тускло поблескивая, золотой амулет с темно-красным, точно спелая брусника, камнем посередине.
Рунвид заглянула в короб: там были рунные дощечки. Какие-то очень старые, растресканные и потемневшие, а какие-то свежие, вырезанные недавно. Но все же занимательнее оказалась подвеска, исполненная в виде цветка с острыми лепестками. Таких не носят здешние девицы, и такой тонкой работы не могут сотворить даже гокстадские мастера. На обратной ее стороне тоже были начертаны руны. Прочитав их, Рунвид вернула украшение Уне.
— Наденьте скорее обратно на нее. И никогда больше не снимайте. А ларец спрячьте до поры. Я после со всем разберусь.
