Отец пожал плечами, соглашаясь, не без облегчения во взгляде, с решением противника. Споро погрузившись на лодки, весьма довольные исходом поединка, люди отбыли обратно в Скодубрюнне. Ингольв всю дорогу ловил на себе тяжелые взгляды то ли самого Фадира, то ли его сыновей. Но сейчас ему было уже все равно. Все закончилось благополучно, и теперь Железное Копье уже не сможет вновь обвинить отца в том, чего тот не совершал.
Сиглауг первая встретила мужа, выслушала и радостно обняла его, хотя нечасто позволяла себе такие порывы. Да и отец их не жаловал. Но тут стерпел. Гости разбрелись по поместью, а вечером состоялся пир в честь конунгов и надежды на их примирение. Все веселились и в очередной раз опустошали отцовские пивные запасы. Но сегодня их никому не было жаль.
Оба правителя вполне мирно беседовали и показалось даже, снова уговаривались о совместном походе — кто знает? А Ингольв смотрел в лицо Фадира, не слушая, что тот говорит, и чувствовал глубоким нутром, что не все так замечательно, как кажется.
Попойка стихла лишь к утру, а просыпаться все начали и вовсе к полудню, когда рабы уже вовсю хлопотали во дворе, убирая следы вчерашнего веселья. Ингольв поспешил в длинный дом, чтобы присоединиться к проводам гостей, которых никто не ждал и задерживать сверх нужной вежливости не собирался. Вокруг было суетно. Смешались воины Фадира с хирдманнами Радвальда. Что-то перетаскивали на корабли, проверяли готовность отплывать.
— Ты не видел отца? — вдруг прозвучал за спиной голос Сиглауг. — С самого утра на глаза не попадается.
Показалось, она уже начала тревожиться, ее взгляд беспрестанно шарил по двору.
— Может, говорит о чем с Фадиром напоследок?
Но тут, подтверждая ошибочность его предположения, к своим кораблям вышел и Фадир. Ингольв вдруг тоже понял, что не встречал отца, как проснулся, и неосознанно ходил искал его, не понимая, что за беспокойство засело внутри.
Он, более ничего не говоря Сиглауг, развернулся и пошел первым делом в дом, где Радвальд обычно обсуждал важные дела. Откуда знал, что надо идти туда — не понимал. И почти не удивился, когда увидел отца там. Он лежал лицом вниз на полу. Как будто шел куда-то, но жестокий недуг застал его внезапно.
Ингольв быстро подошел и перевернул его на спину. Закрыл глаза, сжимая в кулаке ворот отца. Он не мог, просто не мог умереть вот так! Но ничего на убийство не указывало. Неужели судьба решила над ним посмеяться?
Прозвучали легкие размеренные шаги, и следом вошла Сиглауг, вскрикнула, отшатнувшись к двери.
Ингольв встал.
— Нужно остановить Фадира. Не позволить ему отплыть. Что-то тут нечисто.
Глава 8
Внезапная смерть Радвальда всколыхнула все поместье. Вмиг оборвались сборы Фадира в путь. Смятение охватило всех, потому как никто не ожидал, что после победы на хольмганге случится такое. То ли убийство, то ли приступ недуга, правду сказать, к которому не было никаких причин. Асвейг видела только, как старший сын конунга вел в длинный дом потрясенную и раздавленную случившимся Сиглауг. От надменности и твердости этой женщины, казалось бы, не осталось и следа. Не так уж часто приходилось близко сталкиваться с ней, но все же довелось узнать силу ее нрава. А порой и ее жестокость.
Фадир Железное Копье отдал несколько коротких приказов своим людям и пошел за ними. Но только Асвейг хотела, пользуясь всеобщим замешательством, подойти к нему и еще раз попросить помощи, как ей снова помешали. За все те дни, что конунг был здесь, она несколько раз пыталась подобраться к нему, поговорить, вновь напомнить о себе — ведь они не раз встречались, когда Оттар был жив. И она не верила, что теперь ему было плевать на ее судьбу. Но словно что-то постоянно мешало. От поручений брути было не продохнуть, как и от их надзора. А Гагар словно ничем не хотел помочь. Ему-то резона нет Он как был рабом, так и остался бы, даже если бы Фадир вступился за них, попытался добиться свободы приемной дочери погибшего лагмана. Порой хотелось выть от очередной упущенной возможности перекинуться с конунгом хоть парой слов. Но она не оставляла надежды до самого его отплытия.
И вот снова можно было бы попытаться, а перехватил Фадира ненавистный Ингольв. Словно чуял все, волк, знал все ее намерения и мысли наперед. И разговор с конунгом завел резкий, даже за рубаху на плече его схватил, останавливая. Только Железное Копье, кажется, не понимал, что тот ему толкует. Асвейг остановилась поодаль, наблюдая за ними и ожидая, что все же сможет подойти потом, когда бастард отцепится. Но тот отпускать конунга вовсе не торопился. Из дома для советов тем временем выносили тело Радвальда, медленно и почтительно. Толпились во дворе хирдманны вместе с воинами из Гокстада, и, судя по их нарастающему гомону, могла случиться знатная стычка. Если не найдется того, кто смог бы ее пресечь.
Радвальда понесли на плаще мимо Асвейг, она мельком глянула на него и едва не вздрогнула: показалось, он смотрит остановившимися глазами прямо на нее. Говорят, от взгляда мертвеца может приключиться самое плохое. Правда, порой казалось, хуже некуда. К тому же уж Асвейг он навредить не сможет. Но она все равно невольно вцепилась в амулет прямо через ткань платья. Нехорошая смерть, не достойная воина. Теперь закрыты будут для него врата Вальгаллы, а путь ему прямиком в Хельхейм. Мертвеца отнесли в быстро сооруженный нарочно для него шатер: теперь там ему и лежать до погребения. В доме его на ночь оставлять нельзя.
Тем временем Фадир все же отговорился от Ингольва и зашел в длинный дом, весьма озабоченный то ли произошедшим, то ли разговором с бастардом. А тот, сжимая кулаки от гнева, еще долго смотрел ему вслед, о чем-то размышляя. Затем обернулся, вперился взглядом точно в Асвейг. Скупо махнул рукой, подзывая.
— А ты все повода ищешь с Фадиром поговорить? — видно, решил он сорвать злость на ней. — Не поняла еще, что не станет он за твою свободу просить? Ты ему никто. И печется он только о себе.
— Пока Железное Копье здесь, я не оставлю попыток…
— Оставишь! Иначе запру.
— Да уж сразу в кургане закрой вместе с отцом своим! — выпалила Асвейг — Лучше на костер лечь, чем век твоей рабыней прожить!
Ингольв сощурился нехорошо и губы сжал так, что из-за усов совсем не видно их стало. Показалось, сейчас ударит. Так явственно привиделось, как тяжелая — убить можно — пощечина обжигает лицо. Но он и не шелохнулся.
— Плохо тебе живется, значит? Ты хоть знаешь, как тебе могло бы здесь житься, если б не я?
— Если б не ты, я была бы далеко отсюда. И свободна!
— Свободна. После того, как с тобой потешилась бы половина хирда.
Асвейг открыла было рот, чтобы еще что-нибудь добавить, но доводы ее закончились. Ингольв насмешливо хмыкнул, но его лицо снова стало серьезным.
— Я не желаю тебе зла, Асвейг. Я хочу, чтобы ты знала.
— Тогда отпусти.
— Не могу.
