Вефаст остановился чуть в стороне за спиной. Отогнав Бьерну подальше, буркнул:
— Ну, рыжая, терпи. И благодари Ингольва за то, что щадить тебя буду. Не хочет он, видно, чтобы я шкурку тебе попортил.
Она не успела осознать всего смысла его слов, как спину обжег первый удар. Она ожидала чего угодно, но не такого. Вдох застрял в груди острым камнем, а на глазах тут же выступили слезы. Огненная полоса расчертила кожу от лопатки до лопатки. Едва сумев удержаться от крика, Асвейг только всхлипнула и вцепилась пальцами в веревку. Если этот удар был вполсилы, то каково же, когда бьют, не жалея?
Хлыст щелкнул, взметнулся темным вихрем и вновь опустился на спину. И еще. С каждым новым ударом е глазах мутилось сильнее, и все предупреждения Гагара так ясно вспыхивали в памяти — словно шипами кололи. А после все начало меркнуть. Лишь короткими, будто освещенными всполохами молний кусками, билось в голове недавнее видение из прошлого. Амулет, словно только что вынутый из раскаленных углей, жег грудь. В пальцах рук покалывало то ли от тугой веревки, то ли от разросшегося внутри лилового пламени. Асвейг будто бы видела его, ощущала, как дрожащие языки этого губительного огня ищут себе выход.
Получается, Хель была права? Сколько она еще сможет держаться, чтобы не выплеснуть свою ненависть на людей? Кто пострадает первым: Вефаст, Гагар или Ингольв?
Теплая и ласковая мгла затопила разум, когда Асвейг вновь попыталась отрешиться от боли, что огненной сетью уже охватила всю спину и проникала в нутро. Она опустила голову, чувствуя, как все же полились по щекам слезы, и повисла в путах без чувств.
Глава 10
Ингольв чувствовал каждый удар плетью, что приходился на спину Асвейг, хоть и сидел безвылазно в своем доме с самого утра. Огненные полосы не обжигали спину, и кожа его не вспарывалась свистящей кожаной лентой, но внутри все содрогалось. И дышать становилось все трудней. Пламя в очаге то вспыхивало ярче, то почти совсем угасало, когда в голове делалось муторно. А ведь Инголье нарочно попросил брути Вефаста, которому сейчас приходилось наказывать девушку на глазах у всех рабов, не бить ее слишком сильно. Он пообещал, что наградит его, если тот исполнит просьбу. Трелль посмотрел на него сочувственно: ему самому Асвейг нравилась больше других, и в пригляде за ней он мог соперничать с Гагаром. Пообещал, что пощадит ее против обычного. Хоть и может после схлопотать за это от хозяйки. Ингольв ранее просил и Сиглауг заменить избиение за побег на что-то другое, не столь жестокое. Но вот объяснить, почему, не смог, хоть и рвалась с губ правда. Пожалуй, даже она не смогла бы заставить Сиглауг изменить решение.
Ингольв лежал на постели, уткнувшись лицом в покрывало. Все собирался встать, но не мог, чувствуя, как с каждым мигом ему становится все хуже.
Он слышал, как, впустив в дом обрывки дворового шума, открылась дверь, и кто-то вошел. Огромная тень на миг закрыла свет очага и приблизилась.
— Хорошо так тебя тут размазало, — вздохнул Лейви. — И скажи еще, что не из-за твоей рабыни…
Инголье повернул к нему голову и нашел силы лишь дернуть желваками. Скальд усмехнулся, покачав головой. Отошел и вернулся с кружкой воды, а после помог приподнять голову и приложил глиняный край к губам.
— Как ты догадался? — прохрипел Инголье, когда от прохладного питья ему чуть полегчало.
Лейви обернулся на дверь, словно опасался, что кто-то его услышит. Сейчас, пока в Скодубрюнне оставался Фадир и его воины, нужно держать ухо востро. А уж о слабостях Ингольва вовсе никому лучше не знать, иначе тут же найдутся желающие ткнуть в больное место пальцем, а то и ножом.
— Я еще в прошлый раз заметил, — скальд развел руками, — как ты еле на ногах держался, когда она хворала. И сейчас носа не кажешь. Как скрывать будешь? Она долго пролежит после. Хотя брути больше по воздуху мажет.
— Не знаю, — Ингольв провел ладонью по лицу. Содрогание во всем теле прекратилось. Видно, наказание уже свершилось. — Встану, поди.
— Как так получилось?
Лейви, больше притворно кряхтя, помог ему сесть.
— Я был мертв. А она вернула меня. Но привязала к себе, мою жизнь к своей.
Скальд так и замер, держа его под мышку. Но, очнувшись, кашлянул, озадаченно потирая подбородок.
— Чего только в жизни ни случается. А в смерти и подавно. Кто-то еще знает?
Ингольв покачал головой, чувствуя, как при каждом движении словно плывет куда-то. Ну чисто нежная девица от вида крови.
— Поэтому я держу ее при себе. Не могу отпустить, хоть и хотел бы.
Лейви усмехнулся себе под нос, посмотрел исподлобья, о чем-то размышляя.
— И ты собрался жениться на Мерд? Она же Асвейг терпеть не может и этого не скрывает.
— Разберусь, — огрызнулся Ингольв, вмиг почувствовав себя полнейшим глупцом. Умел ведь скальд так упрек поставить, что сразу, куда нужно, бил.
— Ну, да. Видел бы ты себя сейчас.
— Мне не нужно себя видеть, чтобы знать, что выгляжу паршиво. Но ничего, очухаюсь.
— Хорошо, если так. Я придумаю, что остальным сказать.
Лейви встал и неспешно ушел, на ходу поставив пустую кружку на стол. Ингольв понимал, что тот сможет отговориться ото всех. Но знать бы, какую выдумку станет вливать в уши всем любопытствующим. И он хотел бы влить в тело Асвейг хоть сколько-нибудь своих сил, чтобы она поправилась скорее, но и сам сейчас не знал, откуда их взять. Скоро он уснул, а когда проснулся следующим утром, почувствовал себя гораздо лучше. Видно, девица-то не такая хрупкая, как кажется и быстро приходит в себя.
Ингольв, вполне, как обычно, ополоснул лицо холодной водой из деревянного умывальника и собрался идти в длинный дом, чтобы поутренничать вместе со всеми. Сейчас он старался пристальнее наблюдать за Фадиром, чтобы не упустить ничего важного в его поведении. Асвейг через слова мертвого отца обвинила конунга в сейде против него. Да только загвоздка в том, что никаких доказательств этого не было. Колдовство, что считалось для мужчин постыдным, должно было оставить после себя зацепку. Но где ее искать, Ингольв пока не знал. Возможно, девушка могла что-то подсказать, но захочет ли после пережитого? Ведь во всем для нее окажется виноват он. Нужно выждать.
Ингольв, окончательно взбодрившись, вышел во двор, непривычно после трех дождливых дней залитый солнцем. Лишь изредка набегали огромные тени от стремительно несущихся по небу облаков. Громадные стены фьорда вспыхивали на свету выбеленными боками скал, а подножия их уже заливала бледная зелень молодой травы.
Пахло остро: мокрой землей, жизнью. После муторного вечера в постели это ощущалось особенно ясно. Сощурившись от ярких лучей, Ингольв окинул взглядом двор: показалось, у одного из сараев, в тени бледным пятном виднеется женская фигура, а подле нее — волк с всклокоченной на загривке шерстью. Но пока он пытался проморгаться, чтобы разглядеть лучше, наваждение исчезло. Померещилось?
