— Вот это меня и беспокоит, — оскалился Железное Копье, и девушка тут же прикусила язык. Мало ли, на какие мысли наведут его новые восхваления.
— Мерд права. Мы потеряли много людей с прошлого лета. Если он принесет клятву в храме… — задумчиво потирая подбородок, рассудил Хакон.
— Девицы… — снисходительно хмыкнул Фадир. — Все бы им кого-то жалеть. Может, и за тебя она замуж собралась из жалости? А?
Он подтолкнул сына локтем, а тот лишь закатил глаза.
Вот и еще приятные вести. Ингольв вперился в Мерд, а та и взгляд в землю уперла. Стало быть, быстро она свои планы поменяла. Как узнала, что Фадир задумал, так быстро к его отпрыску переметнулась. Или то был приказ отца? Уж чем ее прельстили или запугали, раз она молчала, ведая, что уготовили гокстадцы для всей семьи Радвальда? От том лишь ей известно да конунгам, что о свадьбе сговорились. Нет способа лучше скрепить дружбу.
— Не дави взглядом девицу, Ингольв, — Фадир подошел ближе. — Она правильно сделала, что сына моего выбрала, хоть и тебе женой стать обещалась. И видно по старой памяти за тебя вступилась, иначе лежать тебе среди своих братцев с кишками наружу.
Пришлось погасить новую волну гнева, что качнулась, обдавая все нутро жаром.
— Это ее право, — только и выдавил он.
— Что, принесешь клятву на кольце в храме? Что будешь мне служить верно и зла не удумаешь никому из моей семьи? — конунг пытливо посмотрел ему в глаза.
Тот лишь кивнул — и воины наконец расступились, давая оглядеться и выдохнуть свободно. С обетом медлить не стали: повели его к храму, взяв с собой человек побольше. Мало ли. Ингольв шел через двор к воротам и успевал выхватывать взглядом все то, что подтверждало слова Фадира: тела братьев и воинов хирда повсюду. Много кораблей на пристани с сине-белыми парусами Гокстада. Видно, на них-то и по был Хакон вместе со своими людьми. Точно в срок все подгадал. Прибыл поддержать отца в злом умысле. Как когда-то Ингольв поддержал своего в нападении на их земли.
Он не запомнил пути до храма, а очнулся только, когда легла рука на холодное, исчерченное рунами кольцо.
«Я клянусь, что не стану вредить семье Фадира Железное Копье. Буду верно служить ему и защищать, как любой воин хирда. Я не стану мстить за отца и братьев. Я не стану бороться за место конунга и отказываюсь от наследства Радвальда Белая Кость. Пусть будут мне свидетелями все асы и ваны. И пусть Хельхейм поглотит мою душу, если я нарушу данное здесь слово».
По лицу Фадира ничуть не стало понятнее, поверил он Ингольву или нет. Конунг просто наклонил голову, принимая клятву и тут же встал уходить. Но все же обернулся напоследок.
— Мы погребем твоих братьев, как они того заслуживают, — проговорил он серьезно и, показалось, устало. — А после будет свадьба моего сына, который станет новым конунгом. Ты займешь место среди остальных хирдманнов и забудешь о том, что когда-то был сыном короля. Иначе не донесешь до Хельхейма головы. Ты лишаешься всего имущества и рабов, коли они у тебя были.
Ингольв не мог не заметить, как просветлело от этих слое лицо Мерд. И в тот же миг ударило осознание: теперь Асвейг придется туго. Кажется, воительница заметила его тревогу, а потому вновь помрачнела и сжала зубы, на что-то решаясь. Захотелось зажать ее сереброкосую голову в ладонях и раздавить, чтобы вынуть все скверные мысли.
— Я принимаю твою волю, Фадир. И буду чтить наш договор.
И чудом оказалось, что молния справедливого Тора не поразила его на этом самом месте за самую страшную ложь в жизни.
Глава 11
Асвейг была рада, что не видела всего произошедшего в Скодубрюнне этой ночью. Хоть и навидалась все же достаточно. Весь день она провела едва не в полубреду, еле очнувшись лишь к вечеру. Заметила, как тревожно вскинулась и убежала во двор Торгельд, лишь загудели во дворе голоса многих мужчин. Слышала, как лязг оружия вплелся в крики и визг напуганных женщин. Она хотела встать, чтобы посмотреть, что же там происходит, но толком и сесть не смогла: показалось, кожа на спине сейчас потрескается. Поэтому она снова легла, ожидая, когда вернется Торгельд, но та как сквозь землю провалилась. Да и никто из других рабынь ни разу в хижину не заглянул. Зато сунул нос какой-то незнакомый воин, окинул взглядом — Асвейг сильнее вжалась в лежанку — но без интереса снова скрылся за дверью. Совсем нехорошо стало на душе, когда явственно потянуло гарью, а страшный ор стал еще громче. На сей раз Асвейг, глотнув воды из кружки, что стояла рядом с постелью, все же поднялась и выглянула наружу. Горел дом для советов, где как раз в это время должны были собраться хевдинги и особо уважаемые хирдманны, чтобы принять нового конунга. Там был, верно, и Ингольв. От одной только мысли, что он сгорит там заживо вместе с остальными, в груди качнулась дурнотная волна. Неужели им никто не поможет?
Но воины Скодубрюнне пытались пробиться к полыхающего дому, и сдерживали их напор взявшиеся непонятно откуда в огромном множестве чужие викинги. Сразу вспомнился тот злополучный день в Гокстаде, когда угораздило попасть в рабство к Радвальду. Все как будто повторялось, только, похоже, дело тут деялось гораздо более серьезное, чем обычная месть за оскорбление.
Внутри дома бились люди, их крики и ругань слышно было даже сквозь весь шум, что наполнял сейчас двор до самых краев. И сквозь треск бревен в огне. Двери содрогались от ударов. Но надежный запор не позволял им распахнуться.
В горле встал ком, а в голове тут же завертелись переплетения рун, что могли бы остановить пламя. Знать бы только, хватит ли сил закончить гальдр, который мог бы спасти много жизней. Ведь как бы то ни было, а никто не заслуживает такой страшной смерти. Даже Ингольв.
Стараясь держаться в тени, она торопливо двинулась к дому, на ходу растирая немеющие от волнения ладони. Хорошо бы раздобыть где-то нож, чтобы начертать нужные символы. Взгляд сам собой падал на мертвые тела тут и там. Почти у всех павших осталось оружие рядом. Можно забрать. И Асвейг уже шагнула в сторону, чтобы снять с пояса одного хирдманна клинок, как ее схватили за руку, останавливая.
— Куда это ты направилась? — от вкрадчивого голоса, что так не подходил тому, что сейчас творилось кругом, внутри все оборвалось.
Асвейг обернулась к Эйнару, пытаясь высвободиться. Но викинг вцепился крепко и скалился нехорошо. Вот же, а недавно еще казалось, что они с Ингольвом добрые друзья. Как быстро и неожиданно все поменялось. О сыне ярла теперь говорили не иначе как о предателе, который осквернил клятву побратимов. Даже рабы презрительно кривились, что уж говорить о воинах хирда. Но со смертью Радвальда отсрочилась и судьба Эйнара, которому прочили изгнание из дружины конунга.
— Что же мне, по двору ходить нельзя? — Асвейг в очередной раз дернула руку, пытаясь выдрать ее из пальцев викинга.
— Недобрый час ты выбрала для прогулок. И, вижу, удумала что-то? — он отвлекся, глянув в сторону горящего дома, у короной уже собирались воины, что прибыли в Скодубрюнне на чужих кораблях.
