И вот сейчас я задумался о мучавшем меня предчувствии, вышел из себя, в ярости ударил ладонью по крышке деревянного ящика… после чего он внезапно «укрепился».
И выходит, что во всех случаях меня обуревали какие-либо эмоции. Каждый раз разные, но обязательно сильные, от страха до ярости. Когда пробуждался мой магический дар, я ни разу не был спокойным.
Ладно…
Мои пальцы с хрустом сжались на рукояти топора, стиснутые зубы заскрипели, плечи затряслись, за спиной заметался веер ледяных щупалец, с губ сорвалось шипящее:
— Шурды! Ненавижу! Ненавижу мерзких тварей! Ненавижу!
Крутящийся вокруг меня магический смерч задрожал и разом уменьшился на треть в высоте, к тому же резко сузился. Сквозь меня прошла волна магии, топор сам собой вздрогнул, и, вскрикнув, я выронил его и стремглав метнулся к грязной кучке снега у стены, погрузив в него руки.
— Что такое, господин? — встревоженно крикнул здоровяк, подхватывая с земли выроненный топор. — О! Ах ты!
Топор вновь упал на землю, секундой позже в двух шагах от меня рухнул на колени здоровяк, запихнув руки в снег.
— Жжет!
— Ага, — со смешком отозвался я, преодолевая боль в пальцах. — Еще как жжет.
Долго Рикар не вытерпел. Вновь вернулся к топору, осторожно поднял его и с облегчением вздохнул:
— Остыл чуток. А ну… — в его руке появился нож.
Я с интересом наблюдал, продолжая держать руки в благословенно холодном снегу. Для начала Рикар осторожно колупнул кончиком ножа деревянную рукоять. Обрадованно хмыкнул, усилил нажим на лезвие, затем ударил с силой, пытаясь вонзить нож в дерево. Как и следовало ожидать, нож отскочил, не оставив ни царапины.
— Вот спасибо, господин Корис! — обрадованным медведем заревел Рикар, вздымая топор над головой. — Вот удружили! А я как раз намедни подточил его! Теперича заточка нескоро спортится! — опомнившись, здоровяк обеспокоенно на меня взглянул. — Руки-то как?
— В порядке, — ответил я, вытаскивая ладони из снега. — Будь это с месяц назад, выл бы от боли. А теперь просто сильно жжет, но терпеть можно. И кожа на месте, не слезла.
Взглянув на уменьшившийся, но не исчезнувший смерчик магической энергии, я задумчиво поскреб щеку и велел:
— Дай-ка сюда свой нож!
— О-о-о-о! — Рикар от переизбытка чувств закатил глаза под лоб. — Вот!
— Господин Корис! — донесся с вершины стены горестный вопль давешнего часового. — Топорик мой! Топорик бы мой глянули!
— Захлопни пасть, склирс говорливый! — возмущенно заорал в ответ Рикар. — Не дорос еще! Перебьешься как-нибудь!
— А чего кричите-то? — столько же громким криком поинтересовался другой дозорный, стоящий на другом конце стены.
— Господин Корис оружие зачаровывает! — охотно поведал первый часовой во всеуслышание. — Ящик так заколдовал, что топор отскакивает, о! И дядьке Рикару топор егошний уже заколдовал! Топорище нож не берет! Собственными глазами видел!
— Да ну?! Господин Корис! Меч! Меч мой гляньте! Совсем уж плохонький стал, того и гляди переломится! — завопил дозорный, тряся оружием над головой. — Глянули бы его разок!
— Перебьетесь! — громогласно повторил здоровяк. — Мне еще шлем да наручи укрепить надобно!
— Дядька Рикар! У тебя ведь и так…
— Что у меня и как не твоего ума дела! Ишь губу раскатал!
— Все тихо! — рявкнул я. — Часовые! Не на меня, а на ущелье смотрите! Пока я ничего не колдую! Тьфу ты! Ничего не укрепляю! Может, позже помогу, чем смогу! А сейчас проводится эксперимент!
— Чего-чего господин тама проводит?
— Экс… какой-то римент! Видать, силушку собирает!
— А-а-а!
— Тьфу на вас, — вздохнул я, вновь вставая в центр магического вихря, видимого лишь мне. — Эх… бедные-бедные мои руки. Проклятье… Главное не думать о боли… Выжгу каждую темную тварь в этих землях! — мои ледяные глаза полыхнули бешенством, стегающий удар одного из щупалец оставил глубокий след на земле.
К земле, кувыркаясь, полетел чуть ли не раскаленный, если судить по моим ощущениям, нож, а я вновь нырнул в снег.
— Есть! — обрадованно рявкнул Рикар, нависая над испускающим пар ножом. — Вот спасибо, господин! Вот…
— Рикар!
— Да?
— Броню, — произнес я, неотрывно глядя на серую громаду стены, отгораживающей нас от опасностей. — И только броню.
— Броню?
— Да. Броню, что регулярно используется нашими воинами. Не полностью всю. Только нагрудники и шлемы. Ими я займусь в первую очередь.
— А оружие? Укрепить бы и его…
— Нет! — отрезал я, прислушиваясь к пульсирующей в руках боли. — Никакого оружия. Первым делом надо укрепить имеющую кожаную броню в самых важных местах. Те части, что защищают тело и голову. Чтобы держали удар стрелы или арбалетного болта. Я не собираюсь идти в атаку. А вот оборону, возможно, держать придется. И я не хочу видеть, как мои воины с упрочненным оружием в руках погибают от метко пущенной в грудь стрелы. Так что несите только броню. Но не все сразу. Я скажу, сколько и когда.
— Понятно, господин Корис! О, как неожиданно проснулась магия-то ваша…
— И не говори, — согласился я, нагребая в руки снега и медленно вставая. — Неожиданно…
Я четко и ясно ощущал горящую внутри меня искру магического дара. Раньше же я только знал, что он у меня есть. Теперь я его чувствовал. Мягкий и совсем не жаркий огонек, трепещущий в груди. Магия Крепления. Еще одна давняя загадка, на которую я так и не нашел ответа — почему во времена моего детства важные чинуши и маги из столичной Академии решили занизить силу моего дара в разы, написав, что он не стоит развития. Ведь это более чем странно. Более чем невыгодно. Почти наверняка их столь жесткое и насквозь лживое заключение полностью изменило мою судьбу. Не солги они тогда, возможно, я сейчас состоял бы на королевской службе. Ведь, несомненно, найдутся предметы, нуждающиеся в магическом укреплении. От древних драгоценных книг, до оружия и доспехов. Но напыщенные и влиятельные старцы решили иначе. Почему? За прошедшие недели и месяцы я не приблизился к разгадке ни на шаг. Да, детство не мое — оно принадлежало настоящему барону Ван Исер, от которого мне досталось это тело, но все же это никак не давало ответа на вопрос — почему от мага-крепителя отмахнулись с таким пренебрежением?
Отступление шестое
Обычно в подобных случаях говорят — все случилось неожиданно.
Отчасти так оно и было. Все произошло в серый предрассветный час, когда измотанный дорогой и душевным напряжением отец Флатис еще спал, закутавшись в старый и практически не защищающий от холода плащ. Старик все же успел почувствовать неладное и, рывком вывалившись из тревожного сна, хрипло крикнул, еще не успев открыть глаз:
