Именно так мы и развивались в последнее время. Почти однобоко. Ибо я до жути боялся нападений.
Поэтому и старался уничтожить как можно больше близлежащих шурдских поселений, уменьшая поголовье этих темных тварей. Вот уж не думал, что стану детоубийцей. Не думал, что когда-либо буду устраивать геноцид. Это короткое, но страшное слово, всплывшее в моей больной памяти. Геноцид. Врываясь в зловонные шурдские норы, мы не щадили никого. Ни мужчин, ни женщин, ни старух, ни ужасно исковерканных младенцев, завернутых в вонючие сырые шкуры. Война на выживание. Нельзя проявлять жалость. Нельзя щадить врага. Ни настоящего, ни будущего. Я поклялся истребить шурдов. Всех до единого. Этих мерзких уродцев, видящих в нас лишь источник мяса. Проклятых людоедов. Настолько оскверненных изнутри, что даже их дети рождаются со скверной в душе и теле. Изуродованные дети, непрерывно кричащие от боли в искривленных ногах и руках, воющие от давления в сплющенных головах… Я видел, я насмотрелся. И от этого ужасающего зрелища мое решение стало лишь тверже.
Все просто. Все прозрачно. Чем больше мы уничтожим шурдов, тем меньше их пожалует к стенам нашего дома. Тем меньше будет отравленных игл и стрел, пущенных в моих людей. Тем меньше будет смертей в нашем доме. И тем больше у нас будет надежды… Поэтому война на истребление — это мой осознанный выбор. Другие поселения пытались жить тихо и незаметно, ограждали себя артефактами, прятались в глухих лесах. Не помогло. Темные шурды нашли их и уничтожили. Поработили и сожрали.
И всему этому кошмару виной он.
Тарис… Тарис… будь же ты проклят, имперский принц, принесший столько бед!
Окажись я у Ильсеры сейчас, в своем нынешнем обличье, я бы непременно открыл саркофаг, поднял бы тяжелую каменную крышку. Чтобы собственными заледеневшими руками выдавить из Тариса последние капли жизни! Теперь я бы не побоялся встретиться с этим чудовищем — потому как сам превратился в чудовище.
— Углубились еще на пять локтей! — с гордостью произнес Койн, возвращая меня в реальность. — Уже и несколько ступенек видать!
Старший гном указывал на дно ямы, на основание будущей сторожевой башни и одновременно на наш будущий выход на вершину Подковы. Внутри башни будет скрыта верхняя часть широкой вертикальной шахты, в которой разместится лестница и новый подъемник. Тем самым я получу гарантию, что никто не помешает нам свободно перемещаться по своим владениям в случае осады. А это очень и очень немало — подъемник, закрытый со всех сторон, надежно защищенный от непогоды и от атак осаждающих. Внутри нашей невероятно расширившейся жилой пещеры уже выделено место, где будет заканчиваться вертикальный колодец. Но это в далеком будущем. Рабочих рук не хватает.
— А стены? — спросил я, покосившись на не слишком большие достижения в постройке сторожевой башни.
— Все будет, — успокоил меня Койн и тут же развел руками: — Но не быстро.
Кивнув, я сменил тему:
— Внизу у вас все хорошо? Давненько я там не был.
— Все хорошо, — успокоил меня гном. — Потихоньку обживаемся. Пока особо хвалиться нечем, но стараемся!
Хвалиться нечем — ага, как же! Любит Койн прибедняться.
Хоть я сам давно не спускался к подземному озеру, но вот мои люди были там частыми гостями. И каждый раз возвращались с ошарашенными лицами. Потому что на их глазах в сталактитовой пещере рождался город. Маленький, но основательный. Все, как положено. С широкими прямыми улицами, ладными каменными домами, аккуратными дорожками, ведущими в стратегических направлениях: к озеру, к тоннелю в верхнюю пещеру, к грибнице и к Каменной длани — храму гномов. Вернее, алтарю, на котором оставлялись мелкие подарки Отцу. Как говорили видевшие, сначала это был просто здоровенный камень, отколовшийся от потолка, но теперь, стараниями коротышек, он с каждым днем все больше походил на гигантскую каменную ладонь с короткими толстыми пальцами.
Каждодневными стараниями — по кусочку, по щепотке песка…
Большая часть построек была в черновом варианте, но такова уж самая суть гномов. Они предпочитали доделывать на ходу. В буквальном смысле. Не перечесть, сколько раз я видел подобное. Бежит коротышка и, не сбавляя шага, наклоняется за куском камня, лежащим под ногами, либо же тюкает молотком по выступу. А иногда и черкает зубилом обычную черту на стене. Бегущий следом добавляет еще одну черту, затем третий вносит свою лепту, четвертый не забывает добавить штришок — и смотришь, на камне виднеется замысловатая гномья руна. Даже на защитной стене поселения появились подобные руны и рисунки. Как снисходительно заметил Койн: для красоты и исправления огрехов. Братья Древин и Дровин насчет огрехов категорически не согласились, но я бы на их месте спорить с гномами на «каменные» темы не стал. Потому как они знают о камне все.
— Рыба не кончится, — продолжал загибать пальцы Койн, — грибы растут, слава Отцу. Не хиреют. Пока камень крепок и добр, все будет хорошо!
«Камень крепок и добр» — любимая и самая частая поговорка наших гномов. В ней выражается самое главное. Пока окружающий камень крепок и добр, все обязательно будет хорошо, а все невзгоды успешно будут преодолены. Гном без камня не гном — существо без роду и племени, без крова над головой.
За прошедшие недели и месяцы я постепенно начал понимать философию этого работящего народца.
Окинув долгим взглядом заснеженный гранит вокруг, я посмотрел вниз, на оживший двор поселения. Самое мое любимое зрелище. Видеть, как живет основанное тобою поселение, видеть, что жизнь не угасает, что мы продолжаем бороться… Ради этого стоило жить дальше.
— Можно ли уже дойти до конца ущелья? — спросил я у замолкшего гнома.
— Пока нет, — вздохнул Койн. — Но скоро!
Каждый день я задавал этот вопрос, и каждый день получал тот же ответ. Речь шла о парочке гномов-каменотесов, перед которым по моему приказу поставили задачу довести дорожку до самого края скалы — до выхода из ущелья. Чтобы мы могли по вершине скалы, не спускаясь на опасную землю, добраться самого отдаленного от нас участка Подковы. Туда, где я планировал поставить еще одну мощную стену, должную окончательно запереть собой ущелье и тем самым расширить наши владения.
— Правда скоро! — живо добавил Койн, приняв мое молчание за недовольство. — Работают каждый день без отдыха!
— Нет, — тяжело качнул я ледяной головой, — пусть отдыхают! Не надо загонять людей, Койн.
— Гномов, — хитро блеснув глазами, поправил меня тот.
— Я не делаю между вами различий, — хмыкнул я, тяжело разворачиваясь к метателю.
— Знаю, — в спину сказал мне Койн. — И за это тоже ты получил уважение подгорного народа, друг Корис. Ты не смотришь на нас свысока.
— Сегодня ты необычайно льстив, — усмехнулся я, вновь разворачиваясь к собеседнику. — Я уже успел выучить твои привычки, Койн. Если льстишь — значит, тебе что-то надо. Да?
— Ну…
— Говори прямо, — велел я, глядя на покрывший камень снег.
