Однако уже на следующий день выяснилось, что противник предпочел не оборонять речное устье и отступил к Борго. Русские полки в тот же день без проблем форсировали средний рукав дельты Кюмени и занялись подготовкой переправы через последний, третий. 8 июля Ласси, изумленный «робостью» врага, на очередном совещании предложил своим генералам атаковать Борго и заручился их одобрением. Два дня спустя Кюмень осталась позади. Войска могли устремиться вдогонку за шведами. Но тут в русский лагерь прискакал курьер из Москвы с новым высочайшим указом, и фельдмаршалу пришлось принимать непростое решение. Ему надлежало как минимум провести третий за декаду военный совет — всё-таки нарочный привез бумагу, завизированную монархиней. Тем не менее Ласси — бесспорно, из лучших побуждений — нарушил субординацию, консилиум не собрал, а, опираясь на вердикт военного совещания от 8 июля и оговорку самой царицы, 11-го числа повел подчиненных на запад, к Борго и Гельсингфорсу. Русские войска вошли в Борго в последний день июля. Шведы покинули город в ночь на 30 июля, в который раз удивив российского военачальника нежеланием драться. Судя по всему, полководец так и не понял, что боеспособность неприятельской армии была на корню подорвана пацифизмом финнов, несмотря на неоднократное упоминание в собственных реляциях о их дезертирстве и стремлении «быть в высочайшем подданстве Ея Императорскаго Величества»
.
Ослушание Ласси взволновало императрицу до крайности. Плану завершения войны к предстоящей зиме грозило полное фиаско. Требовалось срочно образумить, переубедить взбунтовавшегося старика, и 18 июля Елизавета Петровна созвала во дворец на экстренную конференцию высших сановников империи: президента Военной коллегии В. В. Долгорукова, фельдмаршала И. Ю. Трубецкого, генерал-прокурора Н. Ю. Трубецкого, канцлера А. М. Черкасского, вице-канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, генералов А. И. Ушакова и Г. П. Чернышева, московского главнокомандующего и губернатора С. А. Салтыкова. На суд вельмож вынесли три депеши фельдмаршала — от 5, 6 и 11 июля, а также именной указ от 5 июля. Увы, Императорский совет даже не пожурил Ласси за самовольство и единодушно поддержал курс на завоевание Финляндии. «Дабы неприятелю не дать ныне никакого поправления и его не ободрить, но, толь паче приводя его в робость, принудить к действителному из Финляндии в Швецию побегу, сколко возможно, старатся за ним следовать к Боргову и, ежели возможность допустит, то и далее к Елзенфорсу», — гласила резолюция участников совещания, которые к тому же особо подчеркнули, что в сложившихся обстоятельствах возвращать русскую армию в свои границы «веема неприлично».
Таким образом, близорукий ультрапатриотизм похоронил надежду на мирное урегулирование русско-шведского конфликта в 1742 году, а молодая императрица пережила горечь первого серьезного поражения на посту главы государства и разочарования в мудрости российской политической элиты. Страна медленно вползала в геополитическую ловушку, никем, кроме царицы, не видимую. И теперь Елизавете предстояло либо вместе со всеми скатиться в пропасть еще более тяжелого военно-дипломатического кризиса, либо в кратчайший срок, до полной оккупации Финляндии войсками Ласси, отыскать лазейку из западни.
Двадцать первого июля императрица, идя навстречу чаяниям большинства, санкционировала захват соседнего княжества. 4 августа авангард русской армии выступил из Борго к Гельсингфорсу. Основные силы возобновили движение на другой день. Накануне отъезда Ласси узнал от русского шпиона, финского мужика Генриха Остберха, что шведы разбили лагерь в семи верстах восточнее Гельсингфорса. Полками в поле (восемнадцатью пехотными и семью кавалерийскими) командовали генерал-лейтенант Буденброк и генерал-майор Дидрон. Левенгаупт со штабом укрылся за городскими стенами, учредив строгий пропускной режим. Дезертирство в девяти финских полках росло день ото дня. Сами шведы до недавнего времени готовились к эвакуации морем на родину, однако некий полковник, прибывший из Стокгольма с пятитысячным подкреплением, именем короля запретил им покидать Финляндию. Напрашивался резонный вывод: шведы продолжат ретираду сухим путем вокруг Ботнического залива, а, значит, кампания в Финляндии затянется до глубокой осени со всеми вытекающими отсюда трудностями и издержками. Чтобы воспрепятствовать этому, главнокомандующий задумал фланговый маневр к Або. 8 августа на полпути к Гельсингфорсу ему повезло найти крестьянина, показавшего неприметную тропу. Ласси лично отправился на рекогносцировку с двумя ротами конных гренадеров, гусарами и казаками. У кирхи Гелсин они столкнулись с форпостом шведов и после короткой ожесточенной стычки обратили врага в бегство.
Десятого августа, пока группа генерал-лейтенанта Штоффеля исследовала маршрут, другие русские отряды заняли шведский бивуак в семи верстах от Гельсингфорса. Неприятель вновь уклонился от боя — 11 августа лишь обстрелял наступавших из пушек и ретировался. Тем временем основные силы армии Ласси «по сысканной во обход дороге», узкой и заболоченной, в течение суток дошли до Абоского тракта и расквартировались в пяти верстах от Гельсингфорса. Тем самым вариант изматывавшего преследователей отступления противника на север разом пресекся, и среди шведов, очутившихся в окружении, существенно возросла доля желавших поскорее вернуться в Стокгольм. В провинции началась цепная реакция капитуляций крепостей: 9 августа перед отрядом полковника Григория Мещерского сложил оружие распропагандированный гарнизон Нейшлота (232 человека). 21-го к Ласси явилась делегация из Тавастгуста с просьбой принять весь отряд (253 человека) под российское покровительство. Фельдмаршал откомандировал туда с драгунами и казаками полковника Рязанова, который 26 августа взял цитадель под контроль. В лагере под Гельсингфорсом доминировали аналогичные настроения
.
Сознавая, что капитуляция неизбежна, шведский главнокомандующий запросил у Ласси перемирия на три или хотя бы две недели для консультации с Гилленбургом. Ласси просьбу отверг, и тогда Левенгаупт вместе с заместителем Буденброком выехал в Стокгольм, доверив практически разложившуюся армию Бускету. Именно ему и довелось исполнить тяжкую миссию. Переговоры через генеральс-адъютанта Бестужева начались 21 августа, а завершились спустя три дня подписанием шведскими уполномоченными полковником Вреде, подполковником Спаре, майором Горном акта о почетной капитуляции: шведам позволялось эвакуироваться морем, финнам — присоединиться к ним или остаться на родине; русские забирали всю артиллерию и припасы.
Бускет, одобрив условия, возвратил документ 25 августа. На другой день россияне поставили в шведском лагере караулы, а его прежние хозяева занялись погрузкой на суда. Никто из финнов, не успевших дезертировать (7019 человек), не пожелал отправиться на другую сторону Ботнического залива. В течение 26–27 августа они присягнули на верность русской императрице, после чего разошлись по домам. Шведы покинули Гельсингфорс на следующий день. Четыре драгунских полка, не уместившиеся на кораблях, тогда же под охраной гусар генерала Киндермана двинулись на север. 8 сентября под звон колоколов и приветственные крики горожан команда генерал-майора Брюса вошла в столицу княжества — Або. Так была решена главная политическая задача: российская армия молниеносно и почти бескровно выиграла кампанию 1742 года, завоевав Финляндию и вызвав во всей Европе немалое изумление
.
