Понятно, почему Вольтера не звали на берега Невы. Только француза и не хватало патриотам в дополнение к немцу Миллеру! Характерно мнение А. П. Бестужева-Рюмина: «Сходнее… поручить сей труд здешней Академии наук». Однако Татищев и Ломоносов с головой погрузились в древнюю историю, а Крёкшина при дворе всерьез не воспринимали. Посему Петровская эпоха ожидала своего часа. Дождалась в конце 1756 года, после восстановления дипломатических отношений с версальским двором. Императрица правильно рассчитала, что образовавшаяся вокруг юного Шувалова группа, в основном из аристократической молодежи, воспитанной на идеях французских просветителей, поддержит приезд лидера философов в Россию с любой важной миссией, даже историографической. И если авторитетный гость сумеет сочинить объективную историю Петра, она автоматически превратится в объект всеобщего подражания, а главное, раскрепостит творческую деятельность Миллера, руководившего своим журналом с оглядкой на сановных недругов из-за боязни ненароком нарваться на новые неприятности.
Увы, задумка провалилась. В феврале 1757 года отставной церемониймейстер русского двора Федор Павлович Веселовский в Швейцарии договорился с Вольтером об условиях партнерства. Ссылаясь на возраст, писатель предпочел не покидать место жительства — замок в Ферне. Поэтому Россия обязалась снабдить его всеми необходимыми материалами. За подборку взялись члены Академии наук — Ломоносов, Миллер, Штеллин. Пока Вольтер создавал первый том истории (от детских лет до полтавской виктории), из России привезли две большие подборки документов. Осенью 1759 года том был готов и отпечатан, а к следующему маю с ним ознакомились в Санкт-Петербурге. Книга разочаровала императрицу, ибо не соответствовала идеалу. То, что автор ставил европейские свидетельства выше российских, не желал признавать ошибки, допущенные им в прежних публикациях, всё время путался в русских географических названиях, не так расстраивало, как главный изъян произведения — просветительский идеологический стержень. Вольтер изобразил Петра Великого античным героем, уничтожающим Россию варварскую и строящим цивилизованную. Впрочем, вышедшее из-под пера французского просветителя жизнеописание вполне годилось в качестве средства пропаганды, улучшающего имидж Российской империи в глазах европейцев, читавших о далекой стране чаще басни и памфлеты, чем правдивые истории. Потому и контракт с Вольтером не расторгли, а разрешили продать первый том и завершить работу над вторым — он вышел в свет в апреле 1763 года (на русском языке сочинение Вольтера было издано лишь в 1809-м).
И вновь совпадение! 2 июня 1760 года академическая канцелярия распорядилась отправить в типографию «Краткий российский летописец» Ломоносова. Тем же летом 1200 экземпляров лаконичного «перечня Российской истории» от Рюриковичей до Петра I поступили в продажу. Осенью в книжную лавку при Академии наук завезли вторую партию — 2400 штук, весной 1761 года — третью, такую же по размеру. Почему же Михаил Васильевич в 1759 году засел за «Летописец», а не доводил до кондиции примечания к «Древней Российской истории»? Не потому ли, что претензий к примечаниям ни у кого не имелось?
Шеститысячный тираж компенсировал автору фиаско с изданием полноценной истории. Но императрица раскошелилась не из милости. Жест доброй воли в адрес историка-патриота намекал его покровителям, что от них ждут того же. Большинство соратников государыни намек поняли и промолчали, когда Миллер рискнул разместить в «Ежемесячных сочинениях» «Опыт новейшия истории о России». Под внешне нейтральным названием скрывалась тема более взрывоопасная, чем истоки русской государственности: «времена Годунова и Разстригины». Январский, февральский и мартовский номера 1761 года дошли до читателя без каких-либо проблем. Апрельский, с описанием кончины царя Бориса, уже печатался. Ничто не предвещало скандала, разразившегося 19 апреля. Высочайшая конференция устами своего секретаря Д. В. Волкова вдруг отчитала Миллера за некие «непристойности» в истории о Смуте и запретила «впредь такия сумнения» публиковать.
Резолюция и перепугала, и обескуражила Миллера. Он попробовал выяснить у Волкова, что стряслось. Со дня распространения третьего номера миновал месяц, а четвертый номер типографию не покидал. Реприманд был явно незаслуженным. В чем же тогда причина? Вряд ли «жесткий выговор» стал результатом доноса Ломоносова. Скорее, историограф стал жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств, связанных с неформальным лидером Конференции П. И. Шуваловым. 18 февраля 1761 года вельможа женился на юной княжне Анне Ивановне Одоевской. Разумеется, до и особенно после свадьбы граф помышлял не об истории. А когда в середине апреля новобрачному попался на глаза журнал, иные заботы помешали ему сообразить, что и «отвага» Миллера, и невозмутимость коллег по Сенату и Конференции не случайны. Патриот Шувалов поспешил пресечь дерзость ученого немца, «без пристрастия» рассуждавшего о заслугах и преступлениях Бориса Годунова. Вот неблагонадежная статья и исчезла из апрельской книжки и не появилась в других, к великому сожалению многих подписчиков «Ежемесячных сочинений», в частности помощника оренбургского губернатора П. И. Рычкова и сибирского губернатора Ф. И. Соймонова.
Императрице в те дни, судя по камер-фурьерскому журналу, сильно нездоровилось («почивальню» практически не покидала, куртаг, намеченный на 18 апреля, отменила). Она одернула виновного, но чуть позже. Так что следующий «опыт» — «Краткое известие о начале Новагорода и о произхождении российского народа, о новгородских князьях и знатнейших онаго города случаях» — Миллер беспрепятственно опубликовал в июле, августе, сентябре и октябре 1761 года. Не менее болезненные для русского патриота темы — погром Новгорода Иваном Грозным, шведский протекторат над городом в годы Смуты, церковный раскол при патриархе Никоне, ранее митрополите Новгородском — уже не встретили отпора со стороны кого-либо из конференц-министров
.
Правда, продолжения не последовало. С воцарением Петра III проблема объективности исторического знания утратила актуальность. Екатерина II также не придавала ей первостепенного значения. И установленную Елизаветой «плотину», естественно, прорвало: в 1766 году вышла «Древняя Российская история» Ломоносова, в 1768-м — «Ядро Российской истории» А. И. Манкиева, в 1768— 1784-м — четыре тома «Истории Российской» Татищева, в 1767—1769-м — три тома «Российской Истории» Ф. А. Эмина, в 1770–1791 годах — семь томов «Истории Российской от древнейших времен» М. М. Щербатова. Миллер, памятуя о прошлом, не искушал судьбу, в 1765 году переехал в Москву, где приводил в порядок государственные архивные фонды, сочинял статьи и книги по истории, правда, на «всероссийский» масштаб более не замахивался.
Глава десятая
МАЛОРОССИЯ
В августе 1744 года генеральный подскарбий Яков Маркович записал в дневнике:
«…6. Рано Ея Величество изволила подняться с ночлега и в Глухов ехать с церемониею… Приехавши к воротам, изволила с кареты встать. Епископ Черниговский Ея Величество у ворот поздравлял. Потом государыня изволила пешо итти до монастыря девичьяго, где слушала обедню и предику черниговского архиерея. После обедни… ехать изволила до двора министерского, где мы имели аудиенцию. Речь поздравительную говорил пан Михайло Скоропадский. Потом изволила кушать. А после того изволила веселиться танцами наших жен, польскими и козацкими…
