Чернышев в 1746 году сменил на посту российского посланника в Англии Ивана Андреевича Щербатова, видного дипломата, посланного самим Петром Великим в Испанию торговым консулом в Кадиксе и чуть позже ставшего российским полномочным министром при мадридском дворе. Нетрудно догадаться, что Щербатов питал слабость к коммерции. Недаром царь долго колебался в выборе места службы для молодого человека, несколько лет за свой счет изучавшего науки в Европе. После года службы в Иностранной коллегии и года в Коммерц-коллегии появился «кадикский» компромисс.
При Анне Иоанновне склонность Щербатова к коммерции практически не использовалась. Елизавета Петровна не сразу поняла, в чем сильная сторона князя, и летом 1743 года вернула его туда, откуда отозвала в 1741-м — в Великобританию, хотя еще 8 февраля Сенат выдвинул дипломата кандидатом в обер-президенты Главного магистрата, причем главный соперник Щербатова князь Василий Петрович Хованский 21 февраля взял самоотвод якобы по болезни. Императрица, ознакомившись с сенатским докладом, сообразила, что дело не в болезни, сочла претензии Щербатова необоснованными и 21 мая 1743 года поручила магистрат именно Хованскому, а Ивана Андреевича поспешила выпроводить за границу.
Дипломатическая командировка завершилась через три года. В январе 1747-го Щербатов возвратился в Россию и больше года надеялся на то, что теперь-то ему повезет занять должность обер-президента Главного магистрата, освободившуюся со смертью Хованского 29 декабря 1746 года. Напрасные надежды! Елизавета Петровна к тому времени разобралась, в чем состоят таланты Ивана Андреевича, и нашла им оптимальное применение — отправила сановника в Сенат, где имелся более широкий простор для его самореализации при обсуждении вопросов коммерции и дипломатических проблем.
Правда, государыне пришлось смириться с одним недостатком нового сенатора — пристрастностью. Если задевались интересы близких князю лиц, он голосовал в их пользу, а не по совести. Елизавета Петровна сразу подметила эту черту, но какое-то время молчала. К сожалению, Иван Андреевич доброту государыни истолковал неправильно. 15 марта 1751 года терпение императрицы иссякло: вникнув в очередной сенатский вердикт и в протест на него Щербатова, она предписала обер-прокурору Н. Г. Жеребцову «объявить… князю Щербатову… чтоб он… впредь голосы свои веема осмотрител нее и сходнее регулам подавал и болше б знал Сенат, а не Военной колегии держался, ибо и прежде поданными ево, сенатора князя Щербатова, голосами Ея Императорское Величество недоволна». Судя по всему, реприманд произвел на князя должное впечатление
.
Пристрастность иного рода отличала другого соратника «веселой царицы» — Алексея Даниловича Татищева. Боевой офицер-преображенец, денщик Петра Великого с 1718 года, затем камер-юнкер двух императриц — Екатерины Алексеевны и Анны Иоанновны, Татищев не знал меры, заботясь о благополучии родных — матери Ульяны Андреевны, братьев Афанасия и Сергея, сестры Прасковьи, по мужу Дашковой, своих детей, племянников и т. д. Овдовев, придворный сошелся с собственной крепостной Аграфеной Савиной и любил ее так, что мог испортить жизнь любому ее обидчику — и простолюдину, и дворянину В феврале 1740 года в дни празднования окончания Русско-турецкой войны Анна Иоанновна пожаловала Татищеву чин камергера, а спустя пять лет, 21 октября 1745-го, Елизавета Петровна поручила ему важный пост генерал-полицмейстера, сиречь министра внутренних дел.
На новом поприще Татищев проявил себя с наилучшей стороны, если, конечно, служебные интересы не пересекались с интересами семьи. Похоже, дочь Петра, подметив хватку придворного в опеке дражайших родственников, рассчитывала на ту же ревность Татищева в новой роли ответственного госслужащего и не обманулась. Алексей Данилович весьма добросовестно смотрел за порядком в столице: за уборкой нечистот, за колебаниями уровня воды в Неве, за регулярностью жилой застройки. Выше говорилось, за что пострадал действительный статский советник Демидов. И он не исключение. Генерал-полицмейстер не давал спуску никому, какой бы ранг или статус ни имел нарушитель. К примеру, лейб-компанцы, наводившие страх на петербуржцев сумасбродным, задиристым поведением, Татищева боялись — генерал штрафовал их с особой суровостью.
Кстати, именно Алексею Даниловичу принадлежит заслуга разоблачения знаменитой московской коррупционной группы. О ней частенько упоминают в литературе, расписывая «подвиги» главного героя Ивана Осипова — Ваньки Каина, крепостного мужика купца П. Д. Филатьева, сбежавшего от хозяина, промышлявшего воровством, а 27 декабря 1741 года сдавшегося властям в надежде на амнистию, провозглашенную накануне манифестом Елизаветы Петровны. Попутно Каин навел полицию на притоны, где скрывались три десятка его товарищей. Успех акции надоумил кого-то из членов Сыскного приказа, судя по всему, асессора Афанасия Яковлевича Сытина, провести эксперимент: доверить искоренение уголовной преступности в Москве бывшему вору. Эксперимент, естественно, провалился.
Став официальным «доносителем» Сыскного приказа, заработав очки на поимке более ста профессиональных воров и мошенников, Каин постепенно превратил свою должность в доходное место. Не покушаясь на имущество и покой дворянства и чиновничества, он вымогал деньги и вещи у тех, кто не принадлежал к высшим классам. Преступный мир истреблял избирательно: сотрудничавших с ним «воров» покрывал, неподконтрольных вылавливал. Лояльность мелких клерков Сыскного приказа Осипов купил, а покровительство главных судей того же ведомства заслужил регулярными арестами разного неблагонадежного люда и угодливостью; в общем, сотворил в Москве мафиозную структуру.
Ее-то и разгромил А. Д. Татищев по приезде в Москву в декабре 1748 года (кстати, впервые в качестве генерал-полицмейстера). 20 января 1749-го он ознакомился с жалобой солдата Федора Тарасова, у которого «доноситель» похитил юную дочь, и тут же распорядился взять Каина под стражу. В подоплеке дела разобрался быстро и уже 19 марта рекомендовал императрице образовать специальную комиссию для детального расследования разбойной сети. Следствие длилось шесть лет и завершилось в 1756 году наказанием Каина по статье, заменившей смертную казнь: ему после битья кнутом вырезали ноздри, прижгли на лбу и щеках три буквы, затем отослали на каторгу в Рогервик. И вот парадокс истории. Ваньку Каина народ запомнил, а Алексея Татищева и Афанасия Сытина — нет. Не оттого ли, что оба чиновника, в отличие от вора «при Балтийском порте
[4] в 1764 г.», «автобиографий» не сочиняли?..
Глава пятнадцатая
РЕФОРМА ОБРАЗОВАНИЯ
Ежегодно 25 января российские студенты отмечают свой праздник. Центром торжеств неизменно становится Московский государственный университет. Ведь именно это учебное заведение было основано в день Святой Татианы в далеком 1755 году, когда Елизавета Петровна подписала указ о создании Императорского университета в Москве. В исторических трудах часто вспоминают легенду о том, что царица специально приурочила апробацию учредительных документов ко дню ангела матери основателя университета Татьяны Родионовны Хитрово (?—1756), урожденной Ротиславской, в первом браке Шуваловой.
