ПРЕДИСЛОВИЕ
Как «Тысяча и одна ночь», по словам Стендаля, занимала более четверти его ума, так и музыка Иоганна Себастьяна Баха по-прежнему живёт в нашей памяти. Более того: занимает в ней всё большее место благодаря современным техническим возможностям. Достаточно иметь коллекцию компактдисков, и меломан XXI века простым нажатием кнопки доставит себе бездну удовольствия. Большая часть творчества немецкого композитора доступна сегодня без малейшего труда. Прослушивая заново самые известные произведения — «Бранденбургские концерты», сюиты для оркестра или «Гольдберговские вариации», — мы с восхищением открываем для себя и те творения, которые до последнего времени, казалось, были предназначены только для специалистов. Вот «Кофейная кантата» с весёлыми семейными ссорами, пьесы для лютни — «ночная музыка», Лейпцигские хоралы или прерывистый ритм партиты
[1] для клавесина… Подобно навязчивому мотиву шлягера, который напеваешь себе под нос, медленная мелодия хорала или ритмичная фуга следуют за нами весь день — к нашему величайшему счастью.
Бах — хлеб наш насущный? Близкое знакомство с Бахом наложило отпечаток (ничего удивительного!) на жизнь многих исполнителей. Пабло Казальс
[2]каждый день играл одну из шести сюит для виолончели, повторяя шестую по воскресеньям, чтобы не сбиться с недельного ритма, а Гленн Гульд
[3] бесконечно возвращался к его творчеству, делая студийные записи. Но главным образом музыка Баха стимулирует работу мозга, служит источником вдохновения для артистов, писателей, философов. Пастор Альберт Швейцер, протестантский богослов, занявшийся гуманитарной деятельностью, привёз свой рояль даже в Габон, чтобы оживить и там творения композитора. А французские писатели и философы Андре Жид и Жан Поль Сартр, каждый (или почти каждый) день игравшие фуги, причём не только для разогрева пальцев? Разве это не было для них «местом встречи», возбуждением аппетита, перед тем как начать думать или писать?
Гигантское наследие Иоганна Себастьяна Баха, ставшее сегодня более доступным, к сожалению, отодвигает на второй план личность самого композитора. Заслонённая музыкальной продукцией, дотошными исследованиями и первыми биографическими опытами, правда о человеке, который любил и страдал, зарабатывал на жизнь и сражался со смертью, порой как будто растворяется, уступая место позолоченной легенде. В отличие от Моцарта, оставившего обширную и яркую переписку, или Бетховена, упрямо утверждавшего свободу творчества, образ Баха-человека долгое время был довольно сильно искажён, если не сказать окарикатурен.
Эти клише легко перечислить: чопорный и напыщенный протестант, замкнувшийся в строгой лютеранской вере и всю жизнь сочинявший религиозную музыку; величественный памятник, высеченный из холодного мрамора, который нельзя трогать руками; библейский патриарх с многочисленным потомством, новый Моисей, явивший миру вдохновение гения и музыкальные заповеди. А возможно, ещё и воплощение формального консерватизма: некоторые из его произведений считались реакционными! В общем, одутловатый Бах, невозмутимый, как идол, состарившийся до срока…
Только новейшие исследования позволили опровергнуть эти представления, заново открыть мир барокко и его музыку и показать иное лицо Баха, явить его во плоти и крови, не утратившим связи со своей эпохой. Представить человеком, а не демиургом или праведником, спустившимся с небес.
Не хотелось бы изображать великого композитора в наушниках, как на обложке пластинки с переложениями для синтезатора, вышедшей в 1960-х годах, однако приблизить его к современности не помешает. В тот момент, когда наше общество отдаляется от христианской культуры, когда время бежит всё быстрее и быстрее, как не остановиться на музыке Баха и не дать несколько пояснений по поводу религиозной ипостаси его личности, не оперируя при этом штампами? Пусть Бах не воплощает собой идеал «проклятого» артиста-романтика, процветавшего в XIX веке, зато утверждает себя через свой стиль и способность его обогащать, через свою неуступчивость в переговорах с нанимателями, через чувство реальности, поставленное на службу всепоглощающему искусству. Его уникальные произведения создавались в страданиях и в радости, в ежедневных боях за выживание, чтобы обеспечить пропитание себе и своим близким. Стоя далеко от романтизма или идеализированного мистицизма, Бах остаётся ищущим творцом. Он — городской человек. Надо последовать за ним из города в город, ведь его жизнь и творческая манера выстраивались по мере встреч, невзгод, различных влияний. Случайно ли, что в этом он приближается к одной из мощнейших идей христианства, которое, как говорил Блаженный Августин, рассматривает жизнь как движение к «небесному Иерусалиму»? Паломник, шествующий из града человеческого в град Божий, выражаясь богословским языком, которого Бах вовсе не был чужд?
С чего начать? Биограф трепещет перед этим мастером композиции, прекрасно владеющим искусством фуги и контрапункта, умеющим варьировать мелодии и темы. Нужно ли строго придерживаться хронологии, рискуя повторяться? Или предпочесть тематический подход: здесь поговорить о творчестве, там — о вере, ещё где-то — об истории, опять же рискуя запутать непосвящённого читателя? Начать с конца — со смерти Баха и судьбы его потомства — или подступиться к нему через первые биографии? Сосредоточиться на рассмотрении самых значительных его произведений? Приёмов и вариаций множество…
