«Нам надлежит показать, что всё, что не исходит из сердца, есть лишь лицемерие, и приучить людей прежде всего заботиться о внутреннем человеке, пробудить любовь к Богу и ближнему подобающими способами, а затем действовать сообразно. Следственно, надлежит беспрестанно указывать на то, как Божественные средства Слова и таинств касаются до сего внутреннего человека и что ни в коем случае нельзя внимать Слову внешним ухом, надобно позволить ему проникнуть в сердце, мы должны в нём слышать о Святом Духе, ощущать его печать и силу Слова Его с живым утешением».
Как видно, Шпенер довольно талантливо говорил о Боге в сердце ещё до Паскаля
[16]. Но подчёркивая, что крещение, вера и чувство спасения недостаточны для самого спасения, проповедник слегка отступает от строгой лютеранской доктрины, хотя и опровергает это. Отвергая чересчур интеллектуальный подход к вере, Шпенер выступает с осуждением богословских споров, превращающихся в бесплодные стычки и отвлекающие христиан от главного. Почему не вернуться к непосредственному чтению Слова Господня на небольших собраниях? — спрашивает он. Почему не обратиться к истинному смыслу молитвы?
Это движение духовного пробуждения, которое порой чересчур поспешно уподобляют квиетизму
[17], зародившемуся во Франции с лёгкой руки Фенелона и госпожи Гюйон, к великой досаде Боссюэ
[18], не привело к расколу в Церкви, однако настаивало на вере как личном опыте. Предваряя идеи эпохи Просвещения, пиетизм не без оптимизма смотрит на пришествие нового мира, преобразованного Духом.
Шпенер умер и 1705 году, и конфликт между ортодоксальными лютеранами и пиетистами продолжился «в низах». В Мюльхаузене он нашёл воплощение и двух личностях: пасторе Айльмаре и управляющем Фроне. Георг Кристиан Айльмар (1665–1715) представлял первое течение, причём довольно непримиримо, и любил напоминать о великих принципах лютеранской ортодоксальности, о важности спасения единственно через веру. Он проповедовал в церкви Святой Марии и быстро подружился с Иоганном Себастьяном, даже сотрудничал с ним, например написал слова к кантате «Из глубины воззвах», которую заказал для своей церкви. Зато управляющий Фроне, непосредственный начальник Иоганна Себастьяна, последователь пиетизма, не был так строг в своих убеждениях. Хотя он и желал склонить христиан Мюльхаузена к менее формальному отношению к религии, но не стремился разжечь былые братоубийственные конфликты. Но проблема в том, что музыка тоже становилась предметом богословских разногласий… Можно легко себе представить диалоги двух пасторов, порой проходившие на повышенных тонах:
— Господин Айльмар, эта ария, которую органист Бах исполнял намедни, слишком сложна! Наши прихожане ничего не поняли! Чем слушать эти вариации на тему Евангелия нынче в воскресенье, я предложил им прийти и вместе поговорить о самом тексте, свободно помолиться после службы! Так они лучше усвоят смысл…
— Вы заблуждаетесь, господин Фроне! Ведь сам брат Мартин, наш Мартин Лютер, призывал нас воздавать хвалу Господу пением! Нет ничего слишком прекрасного для прославления Бога, как сказано в Псалмах! Если не петь вместе хорал, наша община рассыплется на кучки, читающие Библию, которым вы благоволите…
— Я вовсе не стремлюсь дробить нашу Церковь, господин Айльмар… Я только хочу привести её ближе к Христу. Слишком много мелодий, слишком много украшений, слишком много инструментов удаляют нас от него, и сие весьма прискорбно. Как может Дух говорить с нашим сердцем, когда множество голосов заглушают его собственный?
Споры двух пасторов, вероятно, могли длиться бесконечно, переходя из одной тональности в другую. В определённый момент они, должно быть, достигли такой высоты, что местным властям пришлось вмешаться, чтобы положить им конец.
Тем не менее, хотя Айльмар покровительствовал искусству Иоганна Себастьяна, его начальник Фроне вёл себя гораздо более сдержанно, особенно в отношении концертных произведений, предпочитая традиционное пение. Бах же со всей бескомпромиссностью, на какую был способен, когда защищал собственное музыкальное творчество, принял сторону Айльмара, поскольку также тяготел к ортодоксальному лютеранству. В очередной раз он поставит себя в неловкое положение по отношению к новому работодателю. Так не могло длиться бесконечно.
По прошествии времени, не ставя под сомнение неопровержимые художественные аргументы Баха, трудно понять столь радикальный выбор между двумя пасторами. Если послушать кантаты этого периода и как следует изучить их тексты, по сути, они не так уж далеки от пиетистского мышления. Разве они не перешагнули через время и пространство, чтобы говорить о Боге, вещающем сердцу? В этих произведениях выражена не только некая догма или чисто интеллектуальная концепция, но и глубина побуждений, движений души верующего.
Говоря о годе, проведённом в Мюльхаузене, Альберто Бассо использует два слова: «разочарование» и «унижение». Конечно, конфликт, о котором мы говорили выше, жизнь не украшал, однако тот период не состоял сплошь из провалов и поражений: Бах счастлив в браке, некоторые его сочинения имеют успех, он обзавёлся крепкими дружескими связями, например с Айльмаром, к тому же заимел учеников, которые уже начинают неплохо ему помогать, например Иоганна Мартина Шубарта (1690–1721) и Иоганна Каспара Фоглера (1696–1763). Параллельно Бах будет наседать на муниципалитет, чтобы его орган как следует реставрировали, и довольно легко добьётся своей цели.
