Если Collegium Гёрнера играл по четвергам на Клостергассе, у виноторговца Иоганна Шелгафера, то Бах договорился со своим кумом Готфридом Циммерманом, чьё заведение с широким фасадом вытянулось вдоль Катариненштрассе, давать в нём концерты один-два раза в неделю. Сделка выгодная, все останутся довольны. Владелец кафе хочет привлечь побольше публики и обзавестись завсегдатаями, а дирижёр оркестра, получая вознаграждение напрямую, берёт на себя все хлопоты по обустройству и платит своим музыкантам. Публика разношёрстная: жители Лейпцига, буржуа, торговцы, ремесленники и приезжие по случаю ярмарок, особенно в июне и сентябре. Нет сомнений, что случайные клиенты потом будут расхваливать достойное заведение. Циммерман хороший коммерсант, умеет вести дела; он предложил устраивать концерт каждую пятницу с восьми до девяти вечера, а в период ярмарок — ещё и по вторникам. Обстановка меняется в зависимости от времени года. Зимой играют в помещении кафе под звон пивных кружек, бокалов и шум разговоров, в табачном дыму; оркестру надо расчистить себе место и как-то устроиться в тесноте. Зато летом можно дышать полной грудью: концерты проходят в саду при кафе Циммермана, у ворот Гриммы; если позволяет погода, столы и лавки расставляют в тени лип.
Вокруг Иоганна Себастьяна сплотились, конечно же, музыканты и студенты из Collegium’s, радуясь возможности подзаработать, но также и члены клана Бахов, явившиеся на его зов, в частности его старшие сыновья. Они тоже могут блеснуть своим дарованием в произведениях камерной музыки или других, требующих более многочисленного состава исполнителей, например в концертах для двух скрипок или светских кантатах. И потом: женщины могут петь — мы не в церкви!
Возможно, вступление в должность нового руководителя оркестра было ознаменовано одной из светских кантат. В сентябре 1729 года в саду при кафе Циммермана была исполнена drama per musica (музыкальная драма) под названием «Ссора Феба и Пана» («Der Streit Zwischen Pheobusund Pan»). Сюжет внешне ничем не примечательный, либреттист Пикандер позаимствовал его в «Метаморфозах» Овидия, выведя на сцену двух повздоривших богов — Аполлона-Феба и Пана. Кто из них лучше поёт? Меркурий предложил каждому выбрать себе судью; Феб выбрал Тимола, а Пан — Мидаса. Каждый судья отдаст пальму первенства своему певцу, но Мидас обосновал своё мнение так смешно и нелепо, что его наградили ослиными ушами… Как и во многих других мифологических сюжетах, в этой «драме» содержится намёк на современность. Насмешка над Мидасом направлена на музыкальных критиков того времени. Как могут они судить о чужой музыке, если ничего в ней не понимают? Что знают эти чинуши о достоинствах искусства, которое в первую очередь должно приносить радость слушателям? Кантата предвещает эстетический спор, в который музыкант вступит несколько лет спустя. Не исключено, что некоторые критики, побывавшие на концерте, почувствовали, что у них под париками растут ослиные уши…
В творчестве Баха есть много кантат на мифологические темы. Вспомним, например, «Охотничью кантату», созданную при вейсенфельском дворе. Среди них следует особо отметить «Геркулеса на распутье», тоже на либретто Пикандера. Он черпает вдохновение в истории древних богов, но делает это в воспитательных целях: в самом начале своей жизни Геркулесу пришлось выбирать между путём, который сулит ему немедленные удовольствия, но без славы, и более суровой жизнью, которая принесёт ему почёт. Тут тоже мораль ясна и намёк очевиден: кантата была написана в 1733 году по случаю дня рождения наследного принца Саксонии Фридриха IV Кристиана, которому тогда было 11 лет. Пусть будущий правитель как следует усвоит урок! Геркулес разрывается между чарами Сладострастия и суровостью Добродетели, причём снова в присутствии Меркурия. Всё это прекрасно ложится на музыку через игру голосов — альта, сопрано, тенора и баса.
Но не один только Бах использовал мифологические сюжеты: Кайзер и Гендель тоже к ним обращались. Судя по всему, кантору понравилось собственное сочинение, поскольку он многое взял из него для своей «Рождественской оратории». Случайная пародия? Вместо истории молодого Геркулеса — размышление о рождении Иисуса. Ария, в которой Сладострастие пытается обольстить заснувшего полубога, превратится в колыбельную для Спасителя… Но надо признать, что получилось очень удачно.
Сквозь мифологическую основу ясно проступает смысл аллегории, риторическая фигура. Здесь олицетворили Добродетель и Негу, а где-то ещё — Мир или Процветание. В Кётене в начале года устроят диалог между старым и новым годом. В кантате «Скользите, игривые волны» («Schleicht, spielende Wellen») четыре реки будут изображать политические образования: Висла — Польшу, Эльба — Саксонию, Дунай — Австрию Габсбургов, а маленькая Плейсе — Лейпциг, через который она течёт (либреттист неизвестен). Наконец, по случаю назначения Готлиба Корте профессором права в Лейпцигский университет в 1726 году будет написана кантата «Настройте переменчивые струны» («Vereinigte Zwietracht der wechselnden Saiten»): Счастье, Благодарность, Усердие и Честь поведут разговор на четыре голоса. Аллегории в ту эпоху широко использовались в живописи и скульптуре…
Но от кафе Циммермана до городских улиц — всего один шаг, и Collegium воспользуется этим, отмечая различные общественные события. Напомним, что один из первых публичных успехов Баху принесла кантата, исполненная по случаю избрания нового городского совета Мюльхаузена. В 1734 году он не раз сочинял музыку для праздников на открытом воздухе.
Боги порой спускаются с Олимпа, а правителям случается посетить свой город. Курфюрст саксонский и король польский не раз приезжал к своим подданным в Лейпциг. Как раз в один из дней 1734 года, заперев дверь своего кабинета, Иоганн Себастьян трудится над приветственной кантатой, которую надо будет исполнить по случаю официального визита Фридриха Августа II. Наверное, он ещё помнит, как несколько лет назад, 12 мая 1727 года, праздновали день рождения Августа Сильного, отца нынешнего государя. Музыканты устроили серенаду с восьми часов утра вместе с ансамблем учеников, которым Бах тогда руководил. Ночью через весь город с большой помпой прошла целая процессия с трубами и литаврами. На Рыночной площади, где возносили хвалу имениннику, толпился народ, который слушал музыкантов из-за кордона солдат, следивших за порядком.
А как будет на этот раз? «Славь свою участь, благая Саксония» («Preise dein Gliick, gesegnetes Sachsen») — так называется кантата, которую готовит Иоганн Себастьян и которая обещает быть грандиозной. Привлекут больше шестисот студентов — нести факелы, Collegium тоже будет там. По сути, это выйдет Abendmusik под открытым небом. В девять вечера кортеж тронется в путь по улицам Лейпцига, пройдёт по Катариненштрассе и направится к резиденции правителей. Тогда вступят трубы и литавры — в унисон с оркестром при ратуше. Гостям вручат текст кантаты, и они, стоя у окна в доме Аппеля, богатого городского купца, будут почтительно слушать её. Правитель, его супруга и принц милостиво примут знаки почитания… Лишь бы им понравилась кантата.
Вернёмся на минуту с улицы в дом. Кофе пьют не только в заведении доброго господина Циммермана! В описи имущества, оставшегося по смерти Баха, наряду с богословскими книгами, музыкальными инструментами и одеждой содержится подробный перечень серебряной посуды, в том числе большая и малая турки, сахарница с ложечкой. А ещё оловянные кубки, а среди медной посуды — турка, ещё одна, поменьше, и совсем маленькая, а также блюдо — тоже для кофе. Это значит, что в частных домах кофе занимал большое место наряду с пивом и вином. Разноразмерная посуда говорит о большом его потреблении. Возможно, под конец трапезы один из младших детей Иоганна Себастьяна вскарабкался к нему на колени, чтобы выклянчить себе кусочек сахару, смоченного в кофе, или попить из самой маленькой чашки… Кто знает, может быть, композитор, как некоторые писатели или художники, подкреплял свои силы чёрным напитком.
