Бах станет четырнадцатым членом общества Мицлера, в которое входили всего два десятка человек. Смотрите-ка, опять пресловутое число 14! Выжидал ли академик, пока не освободится четырнадцатое место, даже пропуская вперёд других? Во всяком случае, в этом благородном собрании были Гендель, Телеман… А несколько лет спустя туда вступит некто Леопольд Моцарт
[48], став его двадцатым членом.
Жизнь не стоит на месте, и потребность в творчестве никуда не пропала. В 1748 году вышли в свет «Канонические вариации», а также «Шюблеровские хоралы для органа». И в повседневной жизни кантор не утратил своего перфекционизма и дотошности. В письме Марцию, который должен был поставить ему клавесин в марте 1748 года, он бурлит от негодования:
«Моему терпению пришёл конец. Как долго, по-вашему, я буду ждать клавесин? Прошло уже два месяца, а дело не тронулось с места. Я сожалею, что вынужден писать вам таким образом, но не могу поступить иначе. Извольте всё исправить в пять дней, иначе мы больше никогда не будем добрыми друзьями».
Пусть Бах посещает королей и академии — деньги есть деньги, с ними не шутят! В ноябре того же года, благодаря двоюродного брата Элиаса из Швайнфурта за присланный бочонок вина, Иоганн Себастьян уточняет, что, к несчастью, при получении он оказался полон лишь на две трети. И добавляет поразительный постскриптум:
«Если вам, любезный брат, и в будущем захочется прислать мне в подарок подобный напиток, то лучше воздержитесь по причине чрезмерных расходов: перевозка стоит 16 грошей, извозчику надо дать 2 гроша, таможеннику — 3, городской налог — 5 грошей и 3 пфеннига, государственный налог — 3 гроша. Вы сами, господин двоюродный брат, можете подсчитать, что каждая пинта обошлась мне почти в 5 грошей, что для подарка очень дорого».
То же письмо, впрочем, сообщает нам о радостном событии — скорой свадьбе (в январе 1749 года) Лизхен — Елизаветы Юлианы Фридерики, одной из дочерей кантора. Наконец-то замуж, могла напевать она арию из «Кофейной кантаты»! Лизхен выбрала себе в мужья Иоганна Кристофа Альтниколя, одного из учеников Иоганна Себастьяна, которого только что назначили органистом в Наумбург. Кстати, это место молодой человек получил благодаря рекомендации будущего тестя. Для семьи Баха, в которой были ещё малые дети, этот брак принёс большое материальное облегчение.
Ещё одна радость? Семья Карла Филиппа Эмануэля между тем снова увеличилась: после рождения Иоганна Августа в 1745-м и Анны Каролины Филиппины в 1747-м на свет появился… Иоганн Себастьян Бах — 26 сентября 1748 года. Крестник графа Кейзерлинга, мальчик получил имя, которое было ох как нелегко носить! Может быть, поэтому он позже благоразумно обратился к живописи? Вероятно, непростая судьба отца и дядей, невольников музыки, затмеваемых образом отца, побудила его сделать такой выбор.
Когда у четы Альтниколей в октябре 1749 года тоже родится первенец, его опять-таки нарекут Иоганном Себастьяном — в знак любви, даже восхищения, к его деду. Тот стал крёстным своего внука и ездил в Наумбург на крестины. К несчастью, новорождённый умер через две недели.
Несмотря на семейные радости, 1749 год прошёл под знаком тревоги и новых огорчений. Конечно, композитор продолжал работать и отделывать «Мессу си минор», которой так дорожил, — это был случай углублённо поразмыслить над пассажами «Credo», в которых говорится о смерти Христа и вере в Воскресение. Его занимает гравировка «Искусства фуги», к которой приложит руку юный Иоганн Кристоф. Однако Баха продолжает тревожить ухудшение зрения. Он слепнет и уже не справляется со своими профессиональными обязанностями. Пусть он сейчас может опереться на учеников или родных, но так не будет продолжаться долго. Случись беда — что станет с Анной Магдаленой и детьми? Иоганн Кристоф скоро получит место, возможно, в придворной капелле Бюкебурга. Но в доме ещё остаются взрослая до сих пор незамужняя дочь Катарина Доротея, больной Готфрид Генрих, четырнадцатилетний Иоганн Кристиан, двенадцатилетняя Иоганна Каролина и малышка Регина Сусанна, которой всего восемь лет. Понимая, как тяжек этот груз, супруги Альтниколь примут к себе Готфрида Генриха, и он будет жить у них до самой смерти.
Зрение ухудшается, Баху трудно писать. Сохранился последний автограф Баха, от 7 мая 1749 года, на квитанции о продаже фортепиано.
В том же месяце раненый лев снова показал зубы: он не утратил способности спорить и возражать. Поставив под вопрос место музыки в преподавании, которое он считал чрезмерным, Иоганн Готлиб Бидерман, ректор из Фрайберга, возродил старый спор, в котором кантор яростно противостоял молодому ректору Эрнести. Под предлогом музыкального представления учеников гимназии по случаю годовщины Вестфальского мира Бидерман опубликовал школьную программу, отражающую его точку зрения. Решил ли Бах, что это камешек в его огород? Во всяком случае, смолчать он не мог, но попросил ответить за него одного из собратьев по обществу Мицлера — Иоганна Кристофа Шрётера, обязавшись составить текст для опубликования в журналах. Да, но когда ответ вышел, Шрётер почувствовал себя преданным, поскольку опубликованный вариант оказался гораздо более критическим в отношении Бидермана. А намёк на «заросшие грязью уши» ректора, не способного наслаждаться музыкой, уже ни в какие ворота не лез…
На взгляд Шрётера, Бах уж слишком разошёлся. Однако тот отвергал обвинения, уверял в своей искренности и отрицал всякую манипуляцию. Что же произошло? Кто-то злонамеренный исказил исходный текст? Как бы то ни было, кантора заподозрили в бесчестном поведении, и Маттезон из Гамбурга поспешил подтвердить эти обвинения. Сделанного не поправишь. Хотя это дело и не приняло такого размаха, как предыдущие «войны», завершилось оно неприятно и бесславно.
Однако всё это пустяки по сравнению с последним унижением, ударом, которым доконали Баха. Видя, что здоровье его ухудшается, городской совет не стал щепетильничать. А вдруг он умрёт? Надо поскорее принять меры. Уже в мае 1749 года магистраты начали подыскивать нового человека на место кантора. Новость разлетелась быстро, за место начали драться, даже политическое давление было пущено в ход. В июне граф фон Брюль, первый министр саксонского курфюрста, надавил на городской совет, чтобы тот назначил его протеже Готлоба Харрера (1703–1755), дирижёра его домашней капеллы. Магистратам было некуда деваться: 8 июня соискателю — довольно посредственному музыканту — назначили прослушивание в таверне «Три лебедя». В общем, к смерти Баха подготовились, замену ему нашли.
Баху пришлось стерпеть это последнее оскорбление, полнейшее отсутствие деликатности. Но для него свет уже погас.
Настала тьма.
«ОСТАНЬСЯ С НАМИ, ПОТОМУ ЧТО ДЕНЬ
УЖЕ СКЛОНИЛСЯ К ВЕЧЕРУ…»
1750
Настала тьма. Первородная тьма, но и Страстная ночь. Мрак страданий, потёмки, но и ожидания света, обещанного после смерти. Вспоминал ли Бах в последние месяцы своей жизни какие-нибудь из своих произведений, посвящённые переходу в мир иной? Начиная с кантаты «Погребальное действо» («Actus tragicus») в начале «Траурной оды», и в других многочисленных кантатах, воспроизводящих трагические моменты страстей, витает мысль о смерти — навязчивая, но не пугающая. «Приди, о сладкий смерти час» — кантата BWV 161 призывает с безмятежностью принять этот последний миг. «С меня довольно» («Ich habe genug») — говорится в арии из кантаты BWV 82а на праздник Сретения Господня, которая возвращается к «Ныне отпущаеши» старика Симеона, увидевшего младенца Иисуса, принесённого в храм:
