Ей было нетрудно понять, почему Розали так относится к Алеку, хотя сама миссис Беркли не могла объяснить этого. Муж Розали – Рэнд – прямолинейный человек, из тех, кто не станет говорить одно, подразумевая другое. Алек тоже был человеком крайностей, слишком неординарным, чтобы Розали чувствовала себя свободно в его обществе. Он был слишком привлекательным, слишком непредсказуемым, слишком восприимчивым. Полюбившая его женщина должна быть абсолютной идиоткой, думала Мира. От этих мыслей слеза скатилась по ее щеке и упала в чашку, потом другая; она поставила чашку на столик и принялась искать платок.
– Больше никаких слез сегодня, – послышался голос, и Мира встретила ласковый и понимающий взгляд стоявшей в дверях Розали.
– Ты так быстро освободилась? – спросила она дрожащим голосом, оставляя попытки найти носовой платок.
– Мне удалось отложить хозяйственные дела на потом.
Я объяснила слугам, что у нас в доме особенная гостья, которая останется здесь на неопределенное время, и что с ней надо обходиться как с особой королевской крови.
– Я последний человек в Англии, а не лицо, с которым следует обращаться как с особой королевской крови, – горько усмехнулась Мира, добавляя сахару в чай и нервно его размешивая. – Ты не знаешь, кто я, или…
– Я знаю, – мягко сказала Розали. Она заметила, как ложка в руке Миры резко замерла. – Гийом многое рассказал Рэнду пять лет назад во Франции.., до того, как мы были разлучены. Я знаю о твоей матери, твоем происхождении и твоем прошлом.
– Знаешь? – Мира похолодела от ужаса. – Ты знаешь и предлагаешь мне остаться у вас?
– Ах, Мирей… – Розали придвинула к ней свой стул; садясь, она машинально расправила юбки и сложила руки на коленях. Ее лицо выражало жалость и сочувствие. – Со дня моего рождения я думала, что я дочь кондитера и гувернантки… Я была служанкой. Хотя я получила приличное образование, мне приходилось много работать руками… Я чистила и скребла.., я знаю, что такое убирать за кем-то еще… Мне знакомо желание, когда хочется иметь вещи, которых, я думала, у меня никогда не будет. Но когда мне было столько, сколько тебе сейчас, я узнала, что я дитя тайной любовной связи благородной дамы и самого знаменитого денди…
– Брумеля?
– Да, Брумеля. – Улыбка Розали стала задумчивой. – Он мой отец. И я обнаружила, что дочь денди ничем не отличается от дочери кондитера, она ничем не лучше. Совершенно не важно, кто мои родители, ведь я осталась той же. Теперь люди знают меня как леди Беркли, многие из них расшаркиваются и кланяются мне, другие шепчутся по углам о моем темном прошлом, но большинство не поверит, что я когда-то бегала по лестницам, таскала уголь для топки каминов, боясь получить взбучку, если замешкаюсь. Если моя жизнь переменилась так резко, почему этого не может произойти с тобой?
– Дочь кондитера – одно, а.., я – другое. Я… – Лицо Миры было бледно, когда она произносила эти слова. – Я дочь проститутки. – Раньше она никогда не говорила этого вслух. – Это ставит меня ниже, чем…
– Нет! – Голубые глаза Розали вспыхнули, лицо ее казалось изваянным из слоновой кости. Она стала говорить, медленно и отчетливо произнося слова:
– Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь еще повторяла это. Ни мне, ни Рэнду, ни кому-нибудь другому. От этого зависит твое будущее, поняла?
Мира тряхнула головой, пораженная строгим видом Розали:
– Нет, боюсь, я не понимаю. У меня нет такого будущего, как…
– У тебя прекрасное будущее. – Розали была непреклонна. – Я намерена добиться этого, – продолжала она уже спокойнее, заметив растущее смущение Миры. – Я позабочусь обо всем. Мы будем очень умны, очень осторожны…
Верь мне, я самый большой специалист в Англии по тому, как избежать скандала. В первые два года после нашей с Рэндом свадьбы.., впрочем, это отдельная история. Ближайшие несколько месяцев ты будешь тихо жить здесь, пока сплетни о вас с лордом Саквилем не утихнут…
– Они не прекратятся никогда!
– Прекратятся. Сплетни хороши, когда они свежие. В конце концов они надоедают. И когда это случится, а о тебе забудут, мы представим тебя в качестве совершенно другой женщины – О чем ты говоришь? – ужаснулась Мира. – Ты не можешь этого!
– – Могу. Мы представим Рэнда твоим опекуном. Мирей Жермен, молодая девушка из прекрасной, старинной, респектабельной французской семьи, вместе с великолепным приданым вверенная опеке Беркли.
– У меня нет никакого приданого.
– Будет. Я обеспечу его.
– Я никогда не приму этого. И кроме того, есть сотни, тысячи способов обнаружить слабые места в моей легенде.
– Я прекрасно помню, какая ты замечательная актриса.
Ты будешь столь убедительной, что большинство людей не смогут не поверить собственным глазам.
– А те, кто видел меня в Саквиль-Мэноре? – безнадежно спрашивала Мира. – Они вспомнят меня, и они прекрасно знают, что я вовсе не из респектабельной французской семьи – Это пустяковая проблема…
– Это громадная проблема!
– Рэнд поможет нам придумать спасительную ложь. Он убедит Саквиля поддержать любую легенду, которую мы придумаем. Рэнд умеет быть очень убедительным.
– Но есть еще одна проблема, – продолжала Мира, вспоминая Алека, то, как он улыбался ей, его нежные губы, ищущие ее поцелуев. Она не желала никого другого, мысль о возможности принадлежать кому-нибудь еще была невыносима. – Я не хочу выходить замуж. Мне не нужен муж, будь он хоть трубочистом, хоть королем Англии, или кем угодно еще. Не стоит прилагать усилия, лгать, сочинять легенды ради того, чтобы выдать меня замуж. Я не хочу никого!
– Что? – Розали была потрясена. – Конечно, хочешь.
Ты же не хочешь быть одной!
– Хочу. Я хочу быть одной.
– Нет, не хочешь. Ты можешь утверждать это, но на самом деле не хочешь, – настаивала Розали. Она намеревалась прочитать Мире лекцию о преимуществах для женщины семейного положения перед одиночеством, но, увидев упрямое выражение лица Миры, на время отложила спор. – Давай больше не будем говорить об этом, – сказала она с улыбкой. – Пока ты поживешь здесь, у меня есть еще несколько месяцев, чтобы убедить тебя в том, что тебе нужен муж…
– Я не изменю своего мнения.
– Ты выглядишь усталой. Поспи часок-другой, потом мы пойдем гулять, и я покажу тебе Кристиана.
– Я не уверена, что смогу заснуть, – ответила Мира. – Мне надо столько обдумать.
– Думай только об одном, – сказала Розали, вставая и глядя на нее с нежностью. – Пройдет немного времени, и ты снова станешь смотреть на вещи так, как эго было свойственно тебе когда-то. Помнишь, какой жизнелюбивой ты была? Я до сих пор не встречала никого, кто бы так упивался жизнью.
– Я помню, что я всегда попадала в беду.
– В конце концов, это не изменилось.
