* * *
– Я уже стала беспокоиться, – холодно произнесла Джулиана, – что с тобой что-то случилось.
Алек улыбнулся и поцеловал мать в щеку. Она отвернулась, и получилось, что он поцеловал воздух около ее лица, но его не удивила ее холодность, он был готов к ней. Есть вещи, которые не меняются с годами. Хотя ее глаза стального серого цвета с возрастом потускнели, в них так же, как и раньше, светились острый ум и непреклонная воля. Из всех людей, встречавшихся Алеку, Джулиана была единственным человеком, который никогда специально не заботился о своей правоте: она просто была убеждена, что абсолютно права, а любой спорящий с ней глубоко заблуждается. Только однажды за всю жизнь Джулиана призналась, что не права, и это признание вырвал у нее Джон Фолкнер, когда убедил выйти замуж за него, а не за Эдварда Перкина. Но даже тогда она решила, что права, поскольку вовремя признала свою ошибку, что исправляло первоначальный промах.
Величайшая награда, которой Алек когда-либо удостаивался, было ее признание того, что он похож на нее больше, чем на отца. Ее младший сын Дуглас был вылитый Джон Фолкнер – веселый, легкомысленный, дружелюбный, может быть, даже слишком благодушный и временами слишком самодовольный. Хотя Джулиана искренне любила мужа, она не слишком высоко ценила черты его характера, поскольку ни одна из них не помогла бы ей стать одной из самых влиятельных женщин своего времени. Она умела сделать так, что люди искали ее одобрения, добивались благожелательного отношения. По ее мнению, наиболее сильное оружие, дающее человеку власть, это умение заставить окружающих добиваться своего расположения. Среди ее знакомых не было никого, кто мог бы сравниться с деятельной, энергичной Джулианой, которая умела разыграть все, что угодно, кроме материнской нежности.
– Карр сказал мне, что ты…
– Карр, – оборвала Джулиана, протягивая руку к чашке кофе. – Меня удивляет, что он решился передать тебе мои слова. Почему ты стоишь так далеко? – вдруг спросила Джулиана, указывая на место рядом с собой. – Садись здесь, чтобы я могла видеть тебя.
– Я стою не так уж далеко, – мягко ответил Алек, садясь там, где ему указали.
Джулиана оглядела сына оценивающим взглядом и одобрительно кивнула:
– Я вижу, ты прислушался к моим рекомендациям, данным во время прошлого визита.
– Я всегда прислушиваюсь ко всем вашим рекомендациям, матушка.
– Теперь я узнаю своего сына. Здоровый, сильный – здоровая наследственность рода Перкинов снова преобладает.
– Должно быть, это так, – согласился Алек с улыбкой.
– Внешне ты похож на Фолкнеров, но по духу ты принадлежишь к моему роду, и, что бы ни случилось, он всегда будет преобладать. – Джулиана загадочно заговорила шепотом:
– Хотя я всегда была против внутрисемейных браков, я бы не возражала усилить нашу наследственность ветвью Перкинов. Ты видел Элизабет – дочь моей племянницы? Она стала такой красавицей…
– Я не собираюсь жениться на девушке из рода Перкинов, – твердо заявил Алек, – равно как и из рода Фолкнеров, ни на ком-либо другом, за кого, я уверен, вы меня прочите. – И сухо добавил:
– Я не исключаю возможности, что так и останусь холостяком.
– Глупость. Я хочу, чтобы ты женился, более того – как можно скорее.
– У вас есть на то причины?
– Тебе двадцать восемь лет, ты уже на три года старше своего отца, когда он женился на мне.
– Но вы вышли замуж за моего отца, когда вам было двадцать девять, – виртуозно разыгрывая наивность, заметил Алек.
– Ты провокатор. На этот раз тебе не удастся отвлечь мое внимание, и я скажу то, что собиралась сказать.
– Я не смею препятствовать вам.
– Последние несколько лет я наблюдаю, как ты переплываешь каждый новый сезон, так и не бросив якоря в тихой семейной гавани. Я видела собственными глазами особ, на которых ты обращаешь свое случайное внимание. И скорее умру, чем назову одну из них своей снохой.
Алек слегка закашлялся и удивленно посмотрел на мать:
– Я вижу, вы решили говорить со мной весьма откровенно.
– Ты слишком горд и самолюбив, чтобы ухаживать за женщиной, которая подошла бы тебе, женщиной вроде меня.
Эти златокудрые красотки, конечно, очень популярны.., ты, несомненно, высоко ценишь их. Но сливки – слишком жирное и вредное кушанье. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.
– Вы, матушка, определили мой идеал женщины, – заявил Алек и с выражением вежливого интереса на лице ожидал продолжения.
– Мне не нравится тот образ, что я нарисовала. Легкомысленное создание – без сердца, без чувств. Ты морально подавишь любую из них, сам того не желая, и она станет неинтересна тебе.
– Я ценю вашу материнскую заботу, – сказал Алек, улыбаясь, – но как бы там ни было, я боюсь, что вы никогда не будете довольны моим выбором…
– Я буду довольна, – перебила Джулиана, – когда ты выберешь себе женщину так же удачно, как выбираешь напитки и лошадей.
Алек рассмеялся, откинувшись назад, и посмотрел на мать с беззаботной улыбкой:
– Ловлю вас на слове. В этот сезон вы должны найти кого-нибудь, кто, по вашему мнению, подходит мне. Хотя бы ради того, чтобы удовлетворить мое любопытство – кто вызовет ваше одобрение. Только одно условие: это не должна быть ни Перкин, ни Фолкнер. И не забудьте: я предпочитаю блондинок.
– Блондинок! – фыркнула Джулиана. – Все-таки мужчины – отвратительные существа. Все, включая моих собственных сыновей.
* * *
«Брайтон-Павильон» был похож на замок, воздвигнутый с единственной целью – воплотить в жизнь представления о всевозможных наслаждениях, доступных человеку. Он был похож на многоголовое чудовище – соединение разных экзотических архитектурных стилей, поражающих человеческий взор. Часть здания была построена в греческом, часть в египетском, часть в китайском, а огромный центральный купол – в турецком стиле. Он был спроектирован Джоном Нэшем и стоил баснословных денег, все это только для того, чтобы удовлетворить прихоть короля Георга. Украшения в виде пальмовых ветвей, драконов и витых колонн, оформлявших «Павильон», вызвали у Миры неприятное чувство подавленности и тревоги. Ей показалось, что они очутились в огромном и величественном восточном гареме.
– Тебе понравится здесь, – уверяла Розали с сияющим от восхищения лицом, когда, проходя по Китайской галерее, они разглядывали зеленых с золотом драконов, свисавших к ним с потолка.
– Да, – заметил Рэнд, сопровождая двух женщин, проходивших Восточную колоннаду; – ужасно безвкусно, нелюбопытно.
– Здесь все время что-то происходит, – увлеченно продолжала Розали, – благотворительные аукционы, ужины, банкеты, концерты, балы, театрализованные представления…
– Я уже устала, – сказала Мира, но она улыбалась, с интересом предвкушая все новое, что ей предстояло увидеть и услышать в «Павильоне» в ближайшие дни.
