– Соответствует ли год производства словам моего клиента? – спросил Минутилло.
– Только в самом широком понимании. Эта модель производилась в Италии между тысяча девятьсот шестидесятым и семьдесят седьмым годом. Конкретный год установить невозможно.
Де Анджелис улыбнулся Данте. В его улыбке не было ни намека на сочувствие.
– Господин Торре, давайте допустим, что у вас был такой же свисток. – Он поднял руку, словно заранее предвидя возможные возражения. – Но сами посудите, велика ли вероятность, что это действительно ваш свисток, который повесил на столб некий загадочный неизвестный? Не кажется ли вам гораздо более правдоподобным, что эту вещицу потерял какой-нибудь турист или ребенок, которому это подарили родители? И что кто-то повесил туда свисток, чтобы его нашел владелец, как это часто делают с перчатками и ключами?
– Мне не нужно рассчитывать вероятности. Я и так знаю наверняка, – сказал Данте.
– Но мы-то – нет. К сожалению, вашу версию событий ничто не подтверждает.
– Вы ошибаетесь, – возразил Данте.
Улыбка Де Анджелиса заледенела.
– Так объясните же мне в чем.
– На свистке нет отпечатков. По-вашему, потерявший его мальчишка ни разу к нему не прикасался?
– Возможно, тот, кто его нашел, стер с него грязь.
– Так тщательно, что не осталось никаких следов? Даже органических, вроде слюны? Или вы считаете, что в него никогда не свистели? Знаете, в свистки обычно свистят, для того они и нужны.
Коломба почувствовала, что начинает восхищаться Данте. Зря она боялась, что он выставит себя дураком.
– Все смыл дождь, господин Торре, – сказал Де Анджелис.
Сантини положил локоть на стол и подался вперед.
– Или тот, кто повесил туда свисток, не хотел, чтобы мы его вычислили, – сказал он. – Потому что знал, что первым делом мы сверим найденные следы с его ДНК.
– Вы в чем-то обвиняете моего клиента? – спросил Минутилло. Если улыбка Де Анджелиса была ледяной, то взгляд адвоката стал испепеляющим.
– Мы просто беседуем, – сказал Де Анджелис.
– Прошу прощения, ваша честь. – Сантини взглянул на Коломбу. – Можете ли вы подтвердить, что, когда обыскивали местность, ни на секунду не теряли его из виду?
– Я ни хрена тебе говорить не обязана, Сантини.
– Она права, господин Де Анджелис, – снова вмешался Минутилло. – Если снятие показаний с моего клиента продолжится в подобной атмосфере, мы сейчас же уйдем.
– Ладно-ладно, давайте мы все успокоимся, – сказал Де Анджелис. – Но я вынужден повторить вопрос к госпоже Каселли.
– Чьи показания вас интересуют? Госпожи Каселли или моего клиента? – спросил Минутилло.
– Вашего клиента. Но если вы не возражаете, мне хотелось бы сэкономить время.
– Я возражаю.
– Простите, адвокат, я буду краткой. Это исключено, – вмешалась Коломба.
– Теперь вы довольны? – спросил Данте. – Или считаете, госпожа Каселли тоже лжет?
– Господин Торре, вы же понимаете, что, на посторонний взгляд, подобное совпадение может показаться крайне подозрительным?
– Никакое это не совпадение, – сказал Данте. – Он повесил там свисток специально.
– Он – это ваш похититель?
– Вот именно.
– Для чего же он это сделал? Чтобы оставить нам послание? Бросить вызов? Подписаться под преступлением?
Данте заколебался. У Коломбы сложилось отчетливое впечатление, что он недоговаривает.
– Я не знаю, что у него в голове. Не знал тридцать лет назад, не знаю и сегодня.
– А не мог ли ваш свисток остаться незамеченным? Провисеть там, пока не заржавеет? Попасть в мусорку?
– Не мне судить о его намерениях. Я… скажем так, необъективен. Все то время, что я провел в заточении, он приучал меня считать его богом. А пути Господни неисповедимы.
Де Анджелис и Сантини снова переглянулись.
– Хорошо, господин Торре… Благодарю вас. Я закончил, – сказал Де Анджелис.
До сих пор Данте говорил вполголоса и сидел почти неподвижно. Теперь же он резко подался вперед, и Де Анджелис отпрянул, прижавшись к спинке сиденья.
– Знаете, что теперь ждет этого ребенка? – спросил Данте. – Годы в заточении, если не вся жизнь. Психологическое насилие, физическое насилие. И возможно, убийство, если он окажется недостаточно понятливым или послушным.
Де Анджелис изучающе посмотрел на него:
– То есть ждет его то же, что произошло с вами, верно?
– Да. То же, что произошло со мной.
– Теперь вы понимаете, почему вас сложно назвать непредвзятым свидетелем?
– Вы хотите сказать, что мне нельзя доверять?
– Мне жаль.
Данте медленно кивнул:
– Я должен был попытаться. Могу я идти?
– Да, мы закончили, – сообщил Де Анджелис. – Когда показания распечатают, вам нужно будет подписать протокол.
– Дайте нам знать, мы подъедем, – сказал Минутилло, вместе с Данте поднимаясь из-за стола.
Коломба тоже встала.
– Не задержитесь на минутку, госпожа Каселли? – спросил Де Анджелис.
– Пожалуйста.
Минутилло и Данте вышли. Де Анджелис потер подбородок и бросил оценивающий взгляд на Сантини и инспектора:
– Мне нужно перекинуться парой слов с госпожой Каселли тет-а-тет.
Инспектор захлопнул ноутбук и поднялся. Сантини протянул руку Де Анджелису:
– Тогда я заскочу в участок и вернусь, если у вас нет других поручений.
– Нет, поезжай. Завтра тебе позвоню.
Сантини направился к выходу. Инспектор подошел к открытому окну и закурил.
– Вы же знаете, о чем я хочу спросить, верно? – произнес Де Анджелис, как только они остались наедине.
– Нет. Намекните.
– Что ж, если вам нравится все усложнять… Что вы делали на месте преступления, к расследованию которого не имеете никакого отношения?
– Мне хотелось, чтобы на него взглянул господин Торре, – безучастно ответила она.
– По какой причине?
– Он консультант, специализирующийся в области розыска пропавших.
– Он неуравновешенный тип, которому юридические конторы платят, чтобы он мутил воду, а они срубали бабла.
– Это ваше мнение, не мое.
– Является ли Мауджери или его супруга клиентом Торре?
– Нет.
Де Анджелис сомкнул кончики пальцев:
– Возможно, вам просто об этом неизвестно. И вся история со свистком – первый кирпичик в версии защиты.
