– Возраст сына Мауджери.
– О’кей.
– Моего отца сделали козлом отпущения – точно так же, как и Мауджери.
– Но твоего отца не обвиняли в убийстве твоей матери. Она совершила самоубийство.
– Он убил ее холодным оружием, точно так же как и мальчика из второй башни.
– Членов семьи чаще всего убивают холодным оружием или тупыми предметами. Не у каждого итальянца дома хранится огнестрел.
– Не найдено никаких следов мальчика. Ни одного, – сказал Данте.
– Помимо крови в багажнике Мауджери.
– Которую оставил там Отец.
– Другими словами, этот Отец – настоящий ниндзя. Отвлекает от себя внимание, подставляет кого угодно, совершенно неуловим…
– Вот именно.
– Тогда какие у нас шансы против того, кто никогда не ошибается?
– Однажды он уже ошибся: мне удалось сбежать. – Данте зевнул и потянулся. – Я голоден, и меня все это достало. Как насчет в кои-то веки нормально поесть?
– Мне вечернее платье надеть?
– А оно у тебя есть?
– Ты правда хочешь, чтобы я ответила?
Ресторан оказался чересчур замкнутым по меркам Данте, так что они поужинали в баре при гостинице, где им выделили столик за ширмой. Коломбу смущали официанты в белых перчатках. Не то чтобы она всю жизнь питалась в дешевых забегаловках, но чтобы официант весь вечер маячил за твоей спиной!.. Она дважды пролила вино себе на руки, упрямо настаивая на том, чтобы налить его самостоятельно.
– Расслабься и наслаждайся жизнью, КоКа, – сказал ей Данте. Ради такого случая он переоделся в черный костюм от Джорджо Армани и антрацитовый галстук.
– Мне тут как-то не по себе.
– Представь, что ты на отдыхе.
– Тогда бы я не находилась здесь в твоей компании, – улыбнулась она.
– Ну спасибо. И все-таки это лучше, чем полицейская столовка.
– На работе я постоянно была в разъездах и ела где придется. Если вообще удавалось поесть.
На тарелке Данте были одни овощи.
– Ты вегетарианец?
Данте улыбнулся:
– Я слишком много лет провел в клетке, чтобы не испытывать ужас перед животноводческими фермами.
– Человек всегда ел мясо, не вижу проблемы, – сказала Коломба, насаживая на вилку очередной кусок говяжьего филе «а-ля Россини».
– И всегда угнетал ближнего своего. К счастью, интеллект позволяет нам принимать осознанные решения. К тому же таким образом я защищаю себя от рака кишечника.
– Но не от рака легких. Ты дымишь как паровоз.
– От чего-то же придется умирать.
– Почему ты так уверенно себя чувствуешь среди всей этой роскоши?
– Какое-то время я был довольно обеспечен, – ответил Данте. – Мой отец засудил всех, кого только мог, когда наконец смог доказать, что он меня не укокошил. Он выиграл все процессы, к тому же государство выплатило ему компенсацию за судебную ошибку и за все, что случилось с ним за решеткой.
– Он заболел?
– Его изнасиловали и пырнули ножом.
Коломба резко потеряла интерес к своему блюду.
– Вот дерьмо!
– Так в тюрьме поступают с растлителями малолетних. Он находился в корпусе усиленного режима, но, когда он направлялся на собеседование с комиссией по УДО, произошла какая-то накладка… Мой отец уверен, что все подстроил один из надзирателей, который его ненавидел, однако доказать это ему не удалось. Тем не менее он выжил.
– Сколько ему сейчас?
– В этом году будет семьдесят. Мы не слишком часто общаемся. После моего возвращения нам не удалось снова сблизиться. Мы так и остались друг для друга незнакомцами, хоть и стараемся поддерживать теплые отношения. Думаю, он винит меня за свою разрушенную жизнь. И по-своему он прав. – Данте отставил тарелку, и официант тут же поспешил ее убрать. Блюдо осталось почти нетронутым. – На совершеннолетие он подарил мне немного денег, пожалуй, главным образом для того, чтобы я не болтался под ногами. Какое-то время у меня была возможность не работать. Я путешествовал. В моменты, когда я не лечился в очередной клинике, мне хотелось наслаждаться жизнью.
– В таких же пятизвездочных отелях?
– Лучше. Во множестве просторных кают класса люкс на кораблях, ведь я скорее умру, чем сяду в самолет. – Данте улыбнулся. – Я никогда не умел быть бережливым. И когда деньги закончились, мне пришлось придумать себе работу.
– И работенку ты выбрал не из легких.
– У меня нет высшего образования, и я боюсь замкнутых пространств. Оставалось либо это, либо устроиться спасателем на пляже.
Официант спросил, не желают ли они кофе. Данте отказался за них обоих, и они вышли в сад, где разрешалось курить. Деревья подсвечивались невидимыми светильниками, а из динамиков доносилась тихая музыка. За столиками, на взгляд Коломбы, расположились по большей части иностранцы. Они сели в полускрытые кустами кресла. Данте заказал для них обоих свой любимый коктейль «московский мул»: водка, имбирный эль, лайм и ломтик огурца. Коктейли подали в медных кружках, полных колотого льда. В каждой кружке было по две соломинки. Коломба сделала всего один глоток. Напиток оказался с легкой кислинкой, но вполне освежающий.
– Так что, КоКа? – спросил Данте. – Сдаешься?
– Нет. Но хватит о прошлом. Перейдем к похищению Мауджери. Это свежий след, в отличие от твоего дела, которое можно отнести к разряду древней истории.
– Будем искать другие совпадения?
– Мне хватит всего одной зацепки, Данте. Что-то должно указывать на то, что Мауджери не убивал жену. В таком случае… Если убийца – твой старый похититель или его подражатель, я хоть буду знать, что мы все это не придумали. Естественно, если за это время ребенка найдут, мы спокойненько разъедемся по домам.
– Этого не произойдет, КоКа. – Данте осушил свою кружку и сунул свои соломинки в коктейль Коломбы. – Раз уж ты не допиваешь…
– Все новости насчет Мауджери мне будет тут же сообщать Ровере. И мы будем сопоставлять их с тем, что нам уже известно.
– А он что выгадает, рискуя карьерой? Кроме того, что выставит Де Анджелиса ослом?
– Понятия не имею.
Данте прикурил очередную сигарету.
– Я прочел протоколы первых допросов. В них нет ничего, что могло бы быть нам полезно, – сказал он. – Родных и друзей спрашивали только о том, не откровенничал ли с ними Мауджери и нет ли у них соображений, где может находиться ребенок.
– Представь, что это не Отец и не его подражатель. Что это нормальное похищение…
– Нормальное? – поднял бровь Данте.
– Одно из тех, которыми ты занимался в прошлом. Что бы ты предпринял?
