– Я хочу знать все, – решительно произнесла Коломба.
– Не сейчас. Прошу тебя, доверься мне. Подожди еще немного. Всего несколько дней. Я постараюсь уберечь тебя от всего, что произойдет. – Ровере направился к лестнице.
Захваченная врасплох, Коломба догнала его лишь через несколько секунд:
– Куда это вы собрались, черт возьми?
– Домой. Каждые полчаса здесь проезжает патрульная машина. Я предпочел бы, чтобы нас не видели вместе.
Он начал было снова подниматься по ступеням, но на этот раз Коломба резко схватила его за предплечье. Она с трудом превозмогала чувство отстраненности, которое почти превращало ее в соляной столп.
– Либо вы рассказываете все, что знаете, либо я звоню Де Анджелису – и вы разбираетесь с ним. – Она достала телефон и продемонстрировала ему дисплей, на котором уже высвечивался номер магистрата.
– Он все замнет, – сказал Ровере. – Я еще не знаю, враг он нам или обыкновенный карьерист, но тебе не стоит ему доверять.
Коломба приложила палец к кнопке звонка:
– Последний шанс.
Ровере стало ясно, что она не отступит. Связывавшие их когда-то уважение и привязанность таяли с каждой секундой, с каждым произнесенным словом. Ровере с болью в сердце подумал, что, как бы он ни старался, былой близости уже не вернуть.
– Обещай, что без моего разрешения никому и словом не обмолвишься о том, что я скажу.
– Не дождетесь. Это мне решать.
Ровере снова понял, что ему не остается ничего иного, как покориться.
– Будь по-твоему. – Он знаком пригласил ее следовать за ним, и они вместе поднялись на площадку антресольного этажа. – Поговорим у меня.
Коломба обернулась. Данте все так же мрачно стоял, прислонившись к застекленной двери.
– Что ты будешь делать?
Он оглядел подъезд, покусывая надетую на больную руку перчатку. Теперь, когда таймер выключил верхнее освещение, холл казался еще менее гостеприимным. Но его все-таки очень интересовало, что скажет Ровере.
– Дай мне минутку, чтобы перевести дух. Без меня не начинайте.
– Тогда пошевеливайся, – бросила ему Коломба, догоняя Ровере. Тот уже поворачивал в замке ключ.
– Я предпочел бы, чтобы господин Торре при нашем разговоре не присутствовал, – сказал он.
– Ваши предпочтения меня больше не волнуют. Давайте же проходите, – приказала Коломба.
Ровере распахнул дверь. В темноте квартиры блеснула электрическая искра. Почти белоснежный, ослепительно-яркий проблеск призраком отпечатался на сетчатке. Вспышка была последним, что увидела Коломба перед взрывом.
22
Взрыв отбросил Данте на тротуар. Придя в себя от кратковременной контузии, он обнаружил, что усыпан осколками стекла, однако на нем самом не было ни царапины. Дом погрузился во тьму. Четыре нижних этажа остались без оконных стекол. Из некоторых проемов валил густой жирный дым.
«Бомба, – ошеломленно подумал он, пытаясь подняться на ноги. – Это была бомба».
Выла и пищала сигнализация припаркованных автомобилей. Из окна соседнего дома что-то неразборчиво кричал мужчина. Данте осторожно оперся больной рукой на покрытый осколками тротуар, но, не подхвати его прохожий, он поскользнулся бы и упал.
– Вы в порядке? – спросил мужчина.
Данте не обратил на вопрос никакого внимания. Вокруг собралось человек десять. Все щелкали камерами мобильников и куда-то звонили. Он протиснулся к входной двери. Подъезд заволокло дымом. Ничего было не разглядеть.
«КоКа внутри», – все еще не оправившись от шока, подумал он.
Из-за завесы дыма показалась заходящаяся от кашля пожилая пара в пижамах.
Данте преградил им дорогу.
– На лестнице находилась женщина. Высокая, темноволосая. Видели ее? – невнятно от волнения проговорил он.
Мужчина прочистил горло.
– Слишком темно! – сказал он. – И все в дыму…
Из подъезда вышли женщина в халате и мужчина в костюме и галстуке, с виду только вернувшийся домой из офиса. Он спокойно говорил по телефону. Коломба не появлялась. Данте подумал, что, пока он как идиот торчит на тротуаре, она умирает там, в пожаре, среди дымящихся обломков. Он должен спасти ее сейчас же, – возможно, еще не поздно. Внутренний голос, нашептывающий ему дурные новости, говорил, что он опоздал, что, судя по вылетевшим от взрыва стеклам, эпицентр пришелся на нижние этажи, где как раз находилась она. Визгливый от страха голосок уверял, что в пыли и дыму он найдет лишь разметанные ошметки тела. Он больше никогда ее не увидит.
Приказав голосу заткнуться, Данте закрыл глаза. Подумал о солнечных пляжах, о ясных небесах. Представил, что летит, как планер; бежит по ночной лужайке. Попробовал вернуться в ту пору, когда, лежа в постели, в полудреме смотрел на звезду из окна балкона. Прошло не меньше минуты, пожилая пара, поддерживая друг друга, вышла на улицу. Коломба все не появлялась.
Столбик его термометра упал вместе с замедлившимся пульсом.
«Я смогу», – сказал он себе, пытаясь заглушить убеждающий его в обратном голосок, который твердил, что это безумие.
Он снял галстук, не открывая глаз, спустил молнию на брюках и помочился на него, даже не подумав отойти подальше от толпы. Зеваки с отвращением отпрянули. Кто-то громко возмутился.
«Да идите вы на хрен!» – подумал он, прижал к носу и ко рту мокрый галстук, включил фонарик на телефоне и вошел в подъезд.
В первую секунду тьма показалась ему кромешной. Потом дым рассеялся, и луч его фонарика выхватил из мрака подножие с виду невредимой лестницы. Похоже, взрыв не повредил несущей структуры здания, но сверху падали куски штукатурки и капли расплавленного пластика электропроводки.
– Назад! – прокричал ему кто-то снаружи.
От лихорадочной решимости Данте уже ничего не осталось. Он собирался было повернуть назад, когда увидел, как на лестничной площадке в конце первого пролета едва заметно шевелится светлое пятно. Рядом зиял пузырящийся пурпурными языками пламени и клубами ядовитого дыма провал, на месте которого еще недавно располагалась квартира Ровере. Этого оказалось достаточно, и Данте рванулся к лестнице, светя себе под ноги, чтобы не споткнуться об обломки. Лестница уцелела до второго этажа. Перед самой площадкой не хватало ступеньки, и Данте перепрыгнул брешь, неуклюже приземлившись на груду обломков. Восстановив равновесие, он понял, что белое пятно – всего лишь пластиковый плафон, покачивающийся от сквозняка.
«Проклятие! – подумал он. – Я так больше не могу. Это слишком».
Но не успел он развернуться, чтобы спуститься обратно, как заметил скорчившуюся у стены коридора темную фигурку. Свет его фонарика упал на полупогребенное под кусками отвалившейся штукатурки лицо Коломбы. Она была усыпана мерцающей в отблесках пожара белой пылью.
