Мне казалось вполне вероятным, что ночная разгрузка склада, в которой участвовали Пинна и Белломо, объяснялась ликвидацией базы слежения и прослушивания, справедливо осуществляемой под покровом тайны. В свою очередь, неоднократно упоминавшийся мальчик, ставший жертвой этой деятельности, мог пострадать в результате сокрытия солдатами какого-либо инцидента, произошедшего во время службы воинской части, который солдаты могли утаить в том числе от вышестоящих офицеров.
Если дело обстояло именно так, то, сколь бы немыслимым это ни казалось, взрыв в парижском ресторане и гибель Пинны, которые я прежде считал независимыми происшествиями, могли объясняться не неуравновешенностью отдельных личностей, а отвлекающими маневрами, осуществленными бывшими солдатами части без опознавательных знаков с целью не допустить того, чтобы всплыла правда о событиях многолетней давности. Знаю, из этих строк может сложиться впечатление, будто мне передалось помешательство Пинны, однако я чувствовал себя в ответе за все эти смерти и ради успокоения собственной совести нуждался в том, чтобы узнать, насколько правдивыми были его слова.
По этой причине в последующие недели я стал лихорадочно искать подтверждение рассказанной мне Пинной истории, которую я поначалу отмел как недостоверную. Я начал свои изыскания с недавних событий, а именно с «работы», которую, согласно Пинне, Белломо выполнял в начале 2013 года и во время которой пострадал еще один мальчик.
Мое внимание привлекла печальная история ужасной аварии, случившейся во время паломничества к обители Блаженного Риццерио, расположенной в местечке Кода ди Муччиа в провинции Мачерата. В январе 2013 года, во время праздника Богоявления, минивэн, направлявшийся к вышеупомянутой святыне, вылетел с дороги и сорвался с обрыва. Водитель потерял управление транспортным средством из-за неисправности, предположительно вызванной износом и нерегулярным техническим обслуживанием автомобиля. В минивэне находились четверо взрослых – двое священнослужителей, водитель и учительница – и двое детей шести и восьми лет из прихода Святого Иллариона в Фано. Все они погибли на месте. Последствия аварии, усугубленные редчайшим случаем самовозгорания двигателя, были настолько разрушительными, что реставрация разорванных останков оказалась практически невозможной. Меня поразило, что, если верить Пинне, по времени и месту авария совпадала с «работой» Белломо, которая вызвала у него упомянутые мною выше угрызения совести. Что, если Белломо намеренно повредил машину, чтобы спровоцировать очередное бессмысленное кровопролитие? Но зачем? Неужели и это объяснялось покрывательством давней деятельности его воинской части? Возможно, кто-то из находившихся в машине должен был замолчать навсегда? Я всецело осознаю и не устаю повторять, что подобные мысли отдавали безумием, но я не мог выбросить их из головы.
Воспользовавшись свободным временем и отгулами, которых у меня накопилось в изобилии, я отправился на место аварии и обратился в местную полицию за информацией о предыдущих расследованиях. Я узнал, что проведенная экспертиза не выявила никаких признаков того, что кто-то повредил автомобиль – что легко мог сделать опытный механик вроде Белломо, – однако все, кто принимал участие в следствии, в один голос утверждали, что совпадение, которое привело к гибели всех пассажиров машины, было почти невероятным. По сути дела, водитель потерял управление именно на самом опасном участке трассы, где находился самый отвесный обрыв, а бурные волны разлившейся реки еще больше разбросали и изуродовали останки погибших. Я не только не был удовлетворен итогами своих изысканий, но и все больше мучился подозрением, что так называемое совпадение могло оказаться результатом продуманной стратегии. Я решил встретиться с семьями погибших, надеясь обнаружить какую-либо связь между ними и загадочной воинской частью без знаков различия. Избавлю вас от рассказа о том, сколь безмерную жалость вызвали у меня страдания этих семей, потерявших близких. Их невосполнимое чувство утраты и вины еще больше разожгло во мне жажду узнать скрытую правду.
Единственную, если можно так выразиться, странную деталь, всплывшую в результате этого личного расследования, поведали мне родители одного из погибших детей, которые заявили, что после аварии нашли на пороге своего дома ботинки сына. Это обстоятельство так и осталось необъясненным. Всего несколько месяцев спустя данная деталь помогла мне осознать, что мои подозрения, возможно, небезосновательны, однако из Фано я не увез ничего, кроме сомнений, совпадений… И беспокойства, которое никак не мог усмирить. В то время как следствие приписало парижский взрыв отчаянной выходке Белломо, я продолжал искать что-то, что могло бы опровергнуть или подтвердить мои гипотезы. В частности, я начал копаться в прошлом Белломо и Пинны в поисках доказательств, что той декабрьской ночью 1989 года что-то действительно произошло. Расследуя случившееся в то время, я наткнулся на нашумевшее в минувшие годы дело так называемого мальчика из силосной башни. Тогда-то я и
На этом файл Ровере обрывался. Но прочитанного оказалось достаточно, чтобы вернуть Коломбе прежнего Ровере. Шефа, на чью помощь и поддержку она всегда могла рассчитывать. Честного человека, который был не способен смотреть на беззакония сквозь пальцы. Ровере хранил все в тайне, защищая общественные институты, в которые верил, и поплатился за это собственной жизнью.
11
Первым, что увидела Коломба, подняв глаза от бумаг, была ухмылка Данте, которой, однако, явно недоставало обычной жизнерадостности. Солнце уже село, и терраса была освещена лишь несколькими светильниками из «Икеа» на солнечных батареях и угольками сигарет Данте и Сантьяго. Последний сидел за компьютером и что-то печатал на клавиатуре, вполголоса переговариваясь с Хорхе и татуированным парнем.
– Как писал Паоло Пола, «кто за родину погиб, тот жил, и этого довольно», – как будто угадав ее мысли, произнес Данте.
– Помолчи, – оборвала его она.
– Думаю, тебе понадобится время, чтобы переварить всю эту информацию. Я размышляю об этом вот уже три дня и до сих пор не до конца разобрался. Жаль, твой шеф сразу не рассказал нам, что ему известно, – с сарказмом добавил он. – Может, тогда мы уже продвинулись бы далеко вперед.
– Он не хотел… – начала было Коломба и умолкла на полуслове.
– Знаю-знаю, – раздраженно продолжал Данте. – Он решил, будто наткнулся на одну из тысяч итальянских тайн, и боялся развязать скандал. Жаль только, что мальчиком, о котором говорил Белломо, был некто иной, как я. Или убитый на моих глазах ребенок.
– Ты не можешь быть в этом уверен.
– Конечно могу. Посмотри на даты. Декабрь восемьдесят девятого. Тогда я и сбежал из башни. А отряд Отца замел все следы. Но Ровере боялся скандала. Боялся замарать достопочтенные институты. – Данте поднялся и прислонился спиной к ограждению крыши. Его фигура обрисовалась черной тенью в контражуре отражаемых облаками белых городских огней. – Но он ошибался. Прошло двадцать пять лет. Кого волнуют сломанные какими-то военными операциями судьбы парочки детей? Они бы попросту похоронили концы в воду.
– Меня. И многих других людей, которые исполняют свой долг, невзирая на лица и чины, – жестко сказала она. Прочитанное обжигало ее изнутри. – Или по-твоему, все мы подкуплены или повязаны?
