– Это не мои дети. Их судьба меня не волнует.
– Полагаю, то же предложение вы сделали и Данте. Что он вам ответил?
– Сказал, чтоб я пошел повесился. И знаете, что я ему ответил? Что я бы так и поступил, если бы знал, что это сделает его счастливым.
– Вот и я говорю вам то же самое. Только ни одна веревка вас не выдержит.
Неожиданно Валле зашелся хохотом, перешедшим в приступ кашля.
– Пораскиньте мозгами, – выговорил он, придя в себя, и вытер лицо платком. – Когда вас арестуют, будет слишком поздно.
Из кухни вышла Ванда:
– Аннибале говорит, что Данте не ест мяса. Но вы-то едите, Коломба?
Она встала:
– К сожалению, нам некогда. Нам нужно повидаться с одним человеком, и чем скорее, тем лучше. У вас есть интернет или карта города? Мне нужно сориентироваться.
– Карта есть, – сказала Ванда. – Сейчас принесу.
В этот момент из ванной босиком вышел Данте. На нем была чистая футболка с логотипом охотничьего клуба, свисающая с его плеч, как цирковой шатер.
– Одевайся, нам пора ехать, – сказала Коломба.
– Так я и думал. – Он взглянул на отца, который сидел без движения, угрюмо опустив подбородок. – Нам бы пригодился твой пикап, – сказал он ему.
– А если я тебе его не дам? Силой заберешь у меня ключи?
– Папа…
Валле бросил ему ключи и повернулся к Ванде:
– Дай ему свой сотовый.
– Я не могу… – начал Данте.
– Все ты можешь. Ванда им никогда не пользуется. Уж я-то по крайней мере ни разу ей на него не звонил. Если он прослушивается, значит копы вдруг превратились в гениев. А я в этом изрядно сомневаюсь.
Коломба кивнула, и Данте положил телефон в карман.
– Эта история плохо кончится, Данте, – снова сказал Валле.
– Вопрос только для кого, – сказала Коломба.
16
Де Анджелис подверг Сантьяго допросу дважды – в ночь ареста и на следующий вечер. Арестованный не ответил ни на один вопрос, и магистрат с трудом сдерживал бешенство. Вернувшись в свой кабинет в прокуратуре, он бесновался целых пять минут, пока в дверь не постучал Сантини, которого сопровождал неизвестный ему мужчина.
– Явился, гений, – с сарказмом сказал Де Анджелис. – Новости есть?
– Никаких, господин магистрат, – отозвался Сантини.
– Если бы вы провели операцию как надо, нам не пришлось бы сейчас играть в кошки-мышки. – Затем он словно вдруг вспомнил о явившемся вместе с Сантини человеке.
Мужчина лет шестидесяти, с рыжеватыми усами, тронутыми сединой, и такими же волосами, терпеливо дожидался, пока на него обратят внимание.
– Де Анджелис, – протянул ему руку судья.
– Маурицио Курчо, – представился тот.
– Прошу прощения, я полагал, что вы знакомы, – вмешался Сантини. – Господин Курчо – новый начальник спецподразделения. Он возглавлял уголовный розыск в Реджо-ди-Калабрии.
– Поздравляю с повышением, – сказал Де Анджелис. – Жаль, что вы получили его в столь прискорбных обстоятельствах.
Курчо сел. Он был спокойным человеком, который осторожно выбирал слова:
– Поэтому я и позволил себе вас побеспокоить, чтобы осведомиться о ходе расследования.
Де Анджелис взглянул на Сантини. Тот прочистил горло.
– Через два часа после побега Каселли из дома на улице Реденторе, что в районе Тор-Белла-Монака, Торре снял в банкомате наличные, из чего можно заключить, что обоих укрывал у себя ранее судимый Сантьяго Гуртадо, – сказал Сантини. – По нашему мнению, наличные понадобились им на побег.
– Если не ошибаюсь, Гуртадо – член какой-то латиноамериканской группировки? – спросил Курчо.
– Да, – ответил Сантини. – Он якшался с кукиллос, но сейчас действует в одиночку.
– Но почему этот человек помог Каселли? Сложно представить, что их объединяют общие интересы.
– Это нам неизвестно, – резко оборвал его Де Анджелис. – Это сообщит нам сама Каселли, когда мы ее поймаем.
– Неясен также – по крайней мере, из тех материалов, с которыми ознакомился я, – характер ее взаимоотношений с Торре.
Сантини и Де Анджелис переглянулись.
– Насколько мы знаем, Каселли вовлекла Торре в несанкционированное расследование похищения Луки Мауджери.
– Отец ребенка все еще под арестом? – спросил Курчо.
– Да, – ответил Де Анджелис. – Потому что мы все еще считаем его виновным.
– Однако Каселли с вами не согласна.
– Откровенно говоря, разобраться в том, что на уме у Каселли, весьма нелегко.
Курчо пригладил усы. Эта его привычка почему-то действовала Де Анджелису на нервы.
– Если у вас больше нет вопросов… – сказал судья. – У меня был тяжелый день, и уже время ужина.
– Я задавался вопросом, почему вы столь уверены в виновности госпожи Каселли.
– Вы забываете о найденных в ее квартире следах взрывчатки, – сказал Де Анджелис.
– Я прекрасно об этом помню, и разумного объяснения у меня нет. Тем не менее я в замешательстве. До парижского кровопролития она была на хорошем счету. С чего бы ей внезапно превращаться в террористку?
Де Анджелис откинулся на спинку кресла и, прищурившись, посмотрел на него:
– Вы читали заключение психиатра, наблюдавшего ее в больнице?
Курчо кивнул:
– Да. Учитывая обстоятельства, посттравматическое стрессовое расстройство – достаточно обычная реакция.
– Вы в курсе, что после выписки она перестала посещать психотерапевта?
– Такое случается.
– Когда человек в ее состоянии остается без медицинского наблюдения… Кто знает, что творится у нее в голове. – Де Анджелис постучал по виску.
– После выздоровления Каселли я встречался с ней дважды, – сказал Сантини. – В первый раз она под надуманным предлогом нанесла мне устное оскорбление. Во второй – без всякого повода меня ударила. Я написал рапорт об этом инциденте.
– По моему мнению, – продолжал Де Анджелис, – вместо того чтобы отправлять Каселли в административный отпуск, ее следовало попросту уволить. Как ни грустно об этом говорить, но частичная ответственность за случившееся лежит на самом Ровере. Это он ее выгораживал.
– Безусловно, – сказал Курчо, но Де Анджелису стало ясно, что подразумевает он прямо противоположное. – А как вписывается в вашу версию человек, пытавшийся убить Каселли? Некий Феррари.
Де Анджелис приподнял бровь:
– Об этом мнимом покушении сообщила по телефону одному из коллег она сама. Мы не знаем, что произошло на самом деле.
